Ангел в эфире

22
18
20
22
24
26
28
30

— У него самого дела нынче не ахти… Какая-то комиссия из министерства грозит канал закрыть…

— Значит, поэтому вашу Настеньку оттуда поперли? — бесцеремонно заметил друг семьи, не только загоняя орудие поглубже, но и с хрустом проворачивая его в отверстой ране.

Настя бледно молчала.

— Что же вы… Надо было позвонить моему Сереже, у него связи, он бы мог помочь… — Баранов досадливо оглядел застольно коричневевшую бутылку «Метаксы», заметив, что всегда предпочитал греческим поделкам оригинальный «Мартель» с его чистым как слеза ароматом, который, между прочим, не только в совокупности с лимоном хорош, но и сам по себе, в чистом виде.

— Да-да… — вынужденно согласилась неизвестно с чем (не то с коньяком, не то со звонком Сереже) Наталья Ильинична.

Настя чуть не взвыла от внутреннего напряжения, от которого потемнело в глазах, точно перед обмороком.

— Да ведь не закрыли канал-то! И не закроют! — сурово, как бы чистую правду говоря и за нее же радея, поднял замутненные коньяком глаза дядя Коля и с удовольствием еще раз провернул орудие в невидимой, но всеми нервами осязаемой ране: — Небось руководство канала под этим предлогом захотело от лишних людей избавиться…

Допив рюмку, он поднялся на затяжелевших ногах. И, уже стоя в двери, снисходительно обронил с дружеской ворчливостью в голосе:

— Значит, завтра же позвоню Сереже… Он для вашей Насти чего-нибудь сделает по старой дружбе, вы уж не беспокойтесь. Пристроим куда-нибудь девочку…

И пока никто не успел крикнуть ему в спину защитительное, запрещающее «не надо», с треском затворил за собой дверь.

Две недели Настя валялась на диване, грызла нянюшкины печенюшки, листала книги, которые еще недавно находила интересными, а теперь считала ужасно скучными, слушала диски (особенно часто последний диск Беса, нервно-напряженный, высокооктавный, высоковольтный, весь на разрыв аорты, на замирание сердца сделанный) — и все перетирала свое прошлое, тем самым понемногу изживая его, изжевывая как будто.

И думала Настя, что непонятно по какой причине вообразила она себя великим талантом, ведь никаких реальных оснований, которыми бы питалось столь лестное мнение, у нее не было. С другой стороны, возражала она себе, конечно, талант у нее имелся в наличии, и талант безусловный, хотя не столько журналистский, сколько дикторский, но талант — это еще не все в нашем скучном мире, под горлышко стянутом цепями условностей, связей, чужих и своих выгод, уступок и одолжений. Не вписалась Настя в мелкоузорную вязь интриг — и вылетела со свистом из «Стаканкина», несмотря на свой талант, который у нее все же имелся, ведь недаром она столько лет на ТВ пробавлялась… Не только же мамиными усилиями, но и своими тоже!

А потом… Но «потом» не было ничего, кроме ламентаций, и сожалений, и неясных планов, и не изжитой до конца обиды… То грезился ей отъезд в другой город, в соседнюю область, то прикидывала она, за кого бы ей быстренько выскочить замуж, чтобы скоропалительным браком-замужеством прикрыть брак производственный, то подумывала организовать собственное рекламное агентство, а потом, может быть, снять какую-нибудь докумен-талку на заработанных капиталах, а после, набравшись опыта и авторитета, на большое кино переключиться…

Но… Большое кино в маленьком городе… Не бывает! Ах, сколько она сделала бы на столичном телевидении, если бы… Если бы ее жизнь обернулась по-другому.

Например, каналу, как известно, не хватает детских передач… Пожалуйста! Можно сделать подростковые новости. Затрат — минимум: яркая студия, парочка ведущих нужного возраста. Новости школьные, новости компьютерных игр, новости детской моды. Советы, как наладить отношения с родителями. Рекомендации, как бороться с хулиганами. Где отдохнуть на каникулах школьнику. Как подработать. Да мало ли!..

Или, например, еще… Передача о людях, которые попали в экстремальные ситуации и успешно справились с ними. Например, выжили после ужасной аварии. Или собственными усилиями спаслись из январской полыньи. Или в разгар безработицы открыли свое дело и через тернии к звездам стали предпринимателями. Или, например, начали на телевидении рядовыми корреспондентами, а потом стали телеведущими, обожаемыми всей страной…

Последнее — не про нее, увы, не про нее…

Через две недели добровольного, почти монашеского, если не брать в расчет чревоугодие, затворничества Настя подвела черту под своей прошлой жизнью. Замерев в неустойчивом равновесии, еще не до конца отказавшись от прошлого и не полностью смирившись с будущим, она внутренне созрела для выбора нового пути.

Но ее размышления внезапно прервал долгий междугородний звонок.

Трубку подняла нянюшка — Настя, неделю назад объявив бойкот телефону, вовсе не собиралась его отменять.