Встречи с призраками

22
18
20
22
24
26
28
30

Я знаю, это все звучит дико, но те события произвели на меня такое глубокое впечатление, что я совершенно уверен в том, что именно испытывал, пока Барбер шагал по мостовой. Он шел неторопливо, ничего не осталось от его обычной неуверенной, шаркающей походки, — нет, этот человек двигался размеренно и спокойно, а когда он медленно повернул голову из стороны в сторону, я увидел, что и лицо его изменилось. Это было лицо злого гения, несправедливого и безжалостного — жестокого божества. Я — как и, без сомнения, все в толпе — чувствовал, что между нами и этим одиноким человеком лежит пропасть.

Вскоре я потерял Барбера из виду. Почти сразу после этого я услышал галдеж, крики, рев…

А потом проехала королевская процессия.

— Арестовали его тогда или, затоптанного кавалерией, доставили в больницу, я не знаю. Я не видел его больше и не слыхал о нем, пока не получил то письмо в среду, — сказал я мистеру Г. М.

Мистер Г. М., сейчас один из управляющих хорошо известной табачной фабрики, когда-то работал вместе с Барбером и, невзирая на разницу в возрасте и положении, всегда был к нему благожелательно настроен и покровительствовал, когда мог. Именно поэтому, получив от Барбера письмо, где тот умолял меня как можно скорее приехать к нему в Кент (адрес прилагался), я счел уместным посоветоваться с этим джентльменом, прежде чем отвечать. Он весьма любезно предложил встретиться на вокзале Чаринг-Кросс в следующую субботу и съездить в Кент вместе. В поезде мы и обсуждали все связанное с Барбером. Я рассказал ему все, что знал об этом молодом человеке, и мы сравнили впечатления.

— Вне всякого сомнения, — сказал мистер Г. М., — то, что вы рассказали мне, поразительно. Но в случае бедняги Барбера легко объяснимо. Говорите, в последнее время он много болел? Безусловно, это повлияло на его мозг и на его душу. Сложнее объяснить то впечатление, которое он производил на вас и других присутствующих. Но гнев, который вы всегда испытывали, мог на некоторое время затмевать ваше восприятие. Вы беседовали с кем-нибудь еще, кто присутствовал при этих событиях?

Я признал, что не беседовал. Я ни в коем случае не хотел, чтобы кто-то связывал меня с Барбером. Мне нужно было думать о жене и детях. Я не мог рисковать работой.

— Нет, я вполне вас понимаю, — успокоил меня мистер Г. М. — На вашем месте я бы, наверное, действовал так же. В общем, самое странное во всем этом — тот эффект, который Барбер производил на вас и, возможно, на других. С другой стороны, я не вижу в этом ничего совсем уж необъяснимого. Вы говорили, что Барбер действовал против своей воли — против собственного здравого рассудка. Со всеми такое случается. Любой мужчина и любая женщина, оглядываясь на прожитую жизнь, могут вспомнить множество поступков, которые вовсе не собирались совершать. Мы подчиняемся неким тайным приказам, плывем на корабле, где вместо капитана — серия запечатанных бутылок с инструкциями, каждая из которых должна быть вскрыта в назначенный час. Мы живем, не обращая внимания на мелочи, а ведь именно они годы спустя могут повлиять на нашу жизнь самым значительным образом. И тогда мы можем даже не вспомнить эту мелочь, как бы ни старались. Я, например, до сих пор не понимаю, почему не стал баптистским пастором. Я вроде бы всегда хотел именно этого, но в один прекрасный вечер вдруг обнаружил, что только что закончился мой первый рабочий день в сфере бизнеса. Мы не осознаем многого в своей жизни; даже самые трезвомыслящие из нас значительную часть времени проводят в мечтаниях и грезах. Каждые сутки мы несколько часов спим и видим сны, в которых переживаем приключения, счастливые и не очень, и иногда, проснувшись, не можем забыть их. Мы привыкли спать в той же мере, что и бодрствовать. Кто знает, может, мы спим всегда. Не бывало ли с вами такого, когда вдруг кажется, что вам следует делать нечто совершенно иное, не то, что вы делаете? Такое ощущение бывает, например, после того, как что-то вас потрясло. Но оно не длится долго, а со временем и память о нем исчезает. А у таких людей, как Барбер, напротив, оно возникает все настойчивей, пока наконец они не начинают воплощать свои сны наяву. Так я объясняю все это.

— Наверное, вы правы.

Дом, где Барбер снимал жилье, располагался высоко на склоне холма. Мы запыхались, пока поднимались; шел дождь. Дом этот представлял собой одинокую пастушескую хижину. Далеко внизу виднелась деревня; над красными крышами поднимался дымок.

Нас встретила женщина и сказала, что Барбер дома, но, возможно, спит. Он теперь много спит.

— Не знаю, чем он живет, — сказала она. — Платит нам сущие гроши. Мы не можем больше позволить ему оставаться.

Он и правда спал, откинувшись в кресле с приоткрытым ртом и укрывшись поношенным пальто. Выглядел он очень плохо, а проснувшись, только и делал, что жаловался на злую судьбу. Работу он найти не мог, люди относились к нему предвзято, смотрели косо. И он все время хотел спать, порой не мог заставить себя бодрствовать.

— А какие сны мне снятся! — беспокойно говорил он. — Глупейшие, противные. Я пытался пересказать их той женщине или ее мужу, но они не стали слушать. Не удивлюсь, если они считают, что я немного того. Они говорят, я постоянно разговариваю сам с собой, но я же знаю, что это не так… Как бы я хотел выбраться отсюда! Вы можете найти мне работу? — спросил он, повернувшись к мистеру Г. М.

— Ну, я попробую, Гус. Сделаю, что смогу.

— Боже, вы должны увидеть то, что мне снится! — возбужденно воскликнул Барбер. — Я понятия не имею, откуда берутся эти чертовы образы в моей голове, но я их видел где-то раньше. Мне знакомы эти лица. Не все белые, некоторые смуглые, как цыгане, а иные совсем черные. Я их всех где-то видел. И эти длинные террасы, и фонтаны, и выложенные мрамором внутренние дворики, и синее небо, и солнце, и танцовщиц, у которых ногти на руках и ногах выкрашены красным, и мальчика, в волосы которого я запускал пальцы, и раба, которого прирезал прошлой ночью…

У него был совершенно безумный взгляд, страшно было на него смотреть.

— Я задыхаюсь здесь! — хрипло вскричал он. — Давайте выйдем на свежий воздух.

Он в самом деле начал меняться — не становиться другим человеком, конечно, но лицо его стало жестче, на нем появилось выражение нетерпения, властности и жестокости, и от него самого теперь исходила такая мощь, что она, казалось, вот-вот разрушит бедную маленькую комнатку, где мы собрались. Мы с мистером Г. М. совершенно не хотели ему мешать — это нам и в голову не пришло. Скорее мы хотели прекратить грозу как можно скорее. Мы последовали за ним, вышли на площадку перед домом и смиренно слушали то, что он говорил.

Насколько мне вспоминается сейчас, он сетовал на то, что его душевные порывы встречают сопротивление и власть его неполна.