— Не совсем так. Но я пишу для «Глоуб».
— И вам хотелось бы знать, как я утопил свою жену и убил лучшего друга семьи во время тихого уикенда на побережье? Ведь об этом идет разговор. — Он мрачно хмыкнул.
— Может быть, что-то вроде небольшого признания, — решил я ему подыграть.
— Вы в самом деле думаете, что я это сделал? Первая неожиданность. Но я хотел быть честным. — Не знаю. Не думаю, но в силу ряда причин, которые не смогут помочь вам в суде.
— Именно так к этому делу я и подхожу.
— А как вы думаете, кто мог это сделать?
Он смотрел в сторону. Одной рукой он рисовал на песке женскую фигуру; я не мог удержаться, чтобы не отметить, с какой легкостью он это делал, даже не глядя… Причем рисунок не имел ничего общего с его абстракциями.
— Не думаю, что стоит говорить, — наконец протянул он. — Это всего лишь подозрение. Все это так же странно для меня, как и для любого другого… Особенно после того, как для всех стало очевидным, что это сделал я. По скажу вам вот что: я не мог совершить ни одного из этих убийств.
Это произвело желаемый эффект. Я удивленно посмотрел на него.
— Вы хотите сказать…
— Прошлой ночью, когда убили Клейпула, — предположим, что это произошло до четверти второго, до появления вас с Ренденом, — я был с Элли Клейпул.
Это, конечно, было важной новостью. Теперь стала понятна причина мрачного настроения Гривса.
— Вы сказали об этом полиции?
— С огромным удовольствием.
— И вам поверили?
— Все, что им следует сделать, — это спросить Элли.
— Но она с тех пор либо в истерике, либо вообще без сознания.
Он нахмурился.
— Так они говорят. Но когда она снова придет в себя, они увидят, что ни я, ни Элли никак не могли убить ее брата.
Мы помолчали. Я восстановил в памяти в мельчайших деталях все, что произошло прошлой ночью: когда мы с Ренденом обходили дом, что мы заметили или слышали? И в мыслях всплыл лишь большой темный дом в ярком лунном свете.