Рейс в одну сторону

Королев почувствовал, что может вновь остаться один в этом ночном кошмаре, и сейчас ему нужно что-то сделать, чтобы помочь единственному уцелевшему человеку.

До медицинского кабинета — минимум полкилометра, ближе к туннелю метро. Но Петрович знал, что нести полуживого человека он не сможет, если только не найдется какой-нибудь каталки. А если его просто перевязать, так для этого нужен хоть какой-то опыт, а, кроме искусственного дыхания, виденного по телеку, он ничего делать не умел. Он снова пощупал пульс у китайца — его не было. Королев знал, что мог ошибиться и снова взялся за его холодную руку, и снова никакого пульса. Зеркальца у Петровича не было, и он поднес к носу китайца тыльную сторону ладони. Увидев, как дрожит собственная рука, Королев отдернул ее, будто обжегся, и сразу же отпало всякое желание проверять, жив тот или нет: возможно, скоро ему самому придется валяться тут бездыханным.

Он отбросил все колебания и вышел в коридор. Теперь ему нужно было пройти километр-полтора, чтобы добраться до стеклянных дверей метро — скорее всего, там он найдет свое спасение, раз больше некуда идти. В полной тишине, при постоянном мигании кроваво-красных тревожных ламп, он шел, вглядываясь в далекую черноту коридора, всякую секунду ожидая нападения то спереди, то сзади, чувствуя каждой клеточкой своего тела, что опасность поджидает его повсюду.

Глава 15

Королев шел всё дальше по коридору, пока, наконец, не оказался перед дверями метро. Надпись «Вход строго по пропускам», была измазана потемневшей кровью, и некоторые буквы лишь угадывались.

Пропуск был ему не нужен — он просто взялся за железный поручень и дернул на себя: двери легко открылись. Когда же они, подтягиваемые механическим доводчиком, мелькнули в свете нервных сигнальных ламп окровавленным стеклом, закрываясь за спиной Королева, он облегченно выдохнул, будто только что прошел над бездонной пропастью без страховки.

Он на секунду задержался около дверей, всматриваясь в темнеющую даль перрона, со стоявшей около него электричкой. Королев ожидал увидеть там странные тени или бегающих тварей, но, к счастью, горизонт был чист, и можно было двигаться дальше. Петрович сделал первый шаг и вошел на перрон.

Тишина была здесь такая же, как и в коридоре, когда молчала сирена. Вот только напитана она была чем-то более опасным, чем то, что уже оставлено там, позади — в лабораториях, наполненных трупами. Внутри Королева возникло и укрепилось странное ощущение, похожее на точное знание, что в этом огромном помещении с одной широченной платформой посередине, обязательно должен кто-то караулить его, с тем намерением, чтобы напасть в неожиданный момент, когда он чуть расслабится и потеряет всякую осторожность. Мурашки на спине то рождались, то пропадали, делая из Королева полного психа, которым он никогда не был. Эти два часа, прошедшие с момента его неожиданного пробуждения, сделали для его нервов больше вреда, чем пятилетнее общение с тещей, которая всё ж таки была человеком, а не каким-то непонятным монстром, которого Петрович не хотел встречать на своем пути.

Он продолжал идти по перрону, опасливо прислушиваясь к собственным шагам и жалея, что на ногах надеты грубые ботинки с твердой подошвой, и они то шаркают, то стучат, когда не надо.

Пустая электричка, внутри которой, как чьи-то удивленные глаза, кое-где горели большие желтые плафоны, стояла с открытыми дверями, приглашая пассажиров прокатиться до горы Пико. Королев, не понимая, что находится в шоковом состоянии, сел в третий вагон с конца и стал ждать, когда закроются двери и объявят следующую остановку. Он машинально вцепился в стальной поручень, по привычке думая, что сейчас вагон дернется, когда электричка начнет движение. Прошла минута-другая: никто ничего не объявлял, а двери так и оставались открытыми. «Надо посмотреть, в чем там дело», — дошло, наконец, до него, когда разум начал потихоньку оживать. Он разжал побелевшие пальцы, отпуская поручень, бывший спасительной соломинкой скорее для его рассудка, чем для тела, и осторожно вышел из вагона. Под ботинком что-то хрустнуло, выдавая его присутствие тому, кто, может быть, сидел в мерцающем полумраке и ждал, когда человек покинет то место, где много света. Королев вышел наружу и, боясь вертеть головой, лишь одними глазами, кося ими до тошнотворной боли, посмотрел в разные стороны, надеясь, что никого не увидит. Перрон был пуст, и лишь, по-прежнему, мигал красный свет опасности. Он пошел к первому вагону, постоянно озираясь, опасаясь увидеть любое движение. Дверь кабины машиниста была распахнута настежь. Он подошел к кабине и заглянул внутрь. Вдруг подкатило к горлу — его вырвало желчью и остатками хлеба: организм устал бороться со стрессом, и дал себе волю. Кровь была повсюду: на широком пульте управления, на окнах, стенах, полу. На водительском кресле валялась форменная окровавленная фуражка. Однако, Королев не увидел самого главного — владельца этой фуражки.

Он оглянулся на широкий перрон, вдруг напомнивший ему такие же перроны на новых станциях Московского метрополитена. И эта станция, большая, как ангар, с высоким, без единого столба, потолком, поддерживаемым «ребрами» выгнутых стальных балок, лежащими своими концами на толстых стенах, продолжала его пугать, держала цепкими щупальцами страха за горло, которое горело от остатков выблеванной желчи. Во рту так пересохло, словно он ходил по пустыне несколько дней. Шершавым языком он ощупывал высохшее нёбо и всё глотал и глотал, в надежде, что организм начнет вырабатывать необходимую влагу.

Кровавая пульсация сигнальных ламп рождала в голове, несуществующие в реальности, картины. Петровичу чудилось, что по стенам молча ползут мерзкие твари, и они обязательно нападут на него все разом, как только им даст приказ их главный монстр, ведь, должен же быть у них какой-нибудь вожак, супер-пупер альфа-самец, жрущий больше всех в этом дьявольском стаде?

Любой непросматриваемый участок, каждый темный угол таили в себе опасность, прятали неведомого зверя, угрожавшего жизни Королева. И он старался выцепить взглядом хоть одну деталь, которая доказала бы ему его пугающую правоту, что зверь — вот он, сидит прямо перед ним, оскалив слюнявую пасть, только он его пока не видит, потому что его собственные глаза берегут его же рассудок от того ужаса, который ему предстоит увидеть…

Королев, с нарастающей паникой, не переставал оглядываться по сторонам. В какой-то момент он заметил, что на стене, прямо перед его носом, висит маленькая железная коробка, с выдавленным рельефом телефонной трубки. Он снял открытый уже замок, поднял трубку и услышал гудки. Подергал рычажок и подул в микрофон — гудки продолжались. Он положил трубку и вновь посмотрел в открытую дверь кабины машиниста — там должна быть рация, или такой же телефон. Преодолевая тошноту от вида крови, он сбросил фуражку машиниста на пол и сел в кресло, жалобно скрипнувшее под весом нового хозяина. Петрович взял узкую пластмассовую трубку с болтавшимся витым проводом, и нажал кнопку вызова, расположенную тут же, под левой рукой, на панели. Где-то на другом конце радиоволны громко щелкнуло, кашлянуло, и, матернувшись по-русски, произнесло:

— Аллё!

Королев снова дунул в микрофон, будто опасался, что кровь попала и туда, и спросил:

— Аллё, кто там?

В трубке зевнуло и почавкало:

— Ты-то кто есть?

— Я — Королев.