Ночь прошла мгновенно. Петрович помнил, что, как только его голова коснулась подушки, так тут же прозвенел будильник, резанувший по барабанным перепонкам холодным лезвием утренней бодрости. Проснувшись и еле разлепив глаза, Королев почувствовал, будто в них сыпанули песком, да еще и потерли кулаками. Сейчас под тяжелыми горячими веками лежала крупнозернистая наждачная бумага, трущаяся о роговицу. Такой боли он не испытывал никогда в жизни. Слезы лились градом. Королев боялся встать с кровати, потому что его тут же собьют с ног и затопчут. Он не двигался с места, чтобы не потерять того ощущения, что он все еще находится под своим одеялом, на пружинящем теплом матрасе, а не ушел в дальнее плавание в пространство безграничной комнаты, ну а тем более, в закоулки бесконечного коридора. Сердце билось, как бешенное. Кровь стучала в висках гулкими молотками, причиняя боль и ломоту в черепе. Дыхание участилось. Он потянулся холодеющими пальцами к вырезу своей майки, которая никак не могла давить ему на горло, но он все равно оттянул ее как можно дальше, чтобы освободить грудную клетку от минимального давления хлопчатобумажной ткани. В голове была муть и странная зелень, будто его топят в болоте…
Однако, паника прошла также быстро, как и наступила. Как только он проморгался, что далось с большим трудом, тут же стало во сто крат легче. Он вздохнул с облегчением, когда смог, наконец, открыть глаза и посмотреть на окружающие предметы. Первое, что он увидел, была его родная тумбочка. Вот только выглядела она как-то странно: размытое поблескивающее пятно, не имеющее ни высоты, ни ширины. Надев на нос очки, Петрович с неудовольствием обнаружил, что перед глазами всё вдруг поплыло, будто со всех сторон натянули толстую пленку, через которую невозможно было ничего увидеть, кроме медленно движущихся теней. Он понял, что очки стали чересчур сильными, и надо бы их поменять. «Не плохо бы и глаза сменить заодно», — подумал в сердцах Королев, и тут же обратился к соседу по комнате:
— Вы не скажете: у меня глаза красные, или какие они вообще?
— Нормальные у вас глаза — розоватые. А в чем дело?
Петрович не знал, как бы ему поточнее обрисовать свою проблему, но в следующую секунду сообразил, что нужно говорить только правду, чтобы посторонний человек сразу понял суть этой проблемы и дал правильный совет.
— У меня глаза только что так сильно резало, будто там был песок, камни, опилки какие-то. А сейчас, надел вот очки, и всё плывет, как в тумане. Короче, не знаю, что делать.
— Успокойтесь, товарищ, с вами все в порядке. Резь в глазах должна скоро пройти…
— Уже прошла, — перебил его Петрович.
— Ну вот видите, — улыбнулся сосед, хотя Королев не видел ни его самого, ни его очаровательной, а, может быть, издевательской омерзительной, улыбки: не бывает так, чтоб сразу стало хорошо — страдания надо терпеть дни или годы, чтобы наконец-то получить покой и радость…
— Вы меня слышите, уважаемый? — сосед тряс Петровича за плечо и зачем-то дул ему в ухо.
Королев инстинктивно отодвинулся подальше от странного соседа, который, опять же с улыбкой, добавил еще более необычную фразу:
— Очки вам больше не понадобятся. Снимите их и посмотрите на мир другими глазами.
— Как это не понадобятся?
— Обыкновенно. Более того, здесь, на острове, нет отдела по продаже оптики, и это не должно вас пугать. А в-третьих, вам, уважаемый Григорий Петрович, пора бы уже привыкнуть к тому, что изо дня в день талдычит вам ваш куратор: это необычное место с необычными же технологиями.
— А вы откуда знаете, о чем мы говорим с Наумочкиным? — удивленно воззрился он слепыми очами на соседа.
— Мы все через это прошли, так что — просто расслабьтесь и ничему здесь не удивляйтесь, чтобы не терять времени даром. Лучше доверьтесь внутреннему потоку энергии, который несет вас к светлому завтра…
Королев слушал и не верил: какой поток, какая энергия, какое, к чертям собачьим, доверие, когда он ничего не видит?
Сосед еще что-то говорил, но кроме словесного шума, Петрович ничего не слышал. Он вновь бесцеремонно его перебил:
— Я только одного не понимаю, как мне теперь обходиться без очков?
— Сами всё увидите, — ответил сосед, и улыбнулся своему удачному каламбуру.