Анатомия соблазна

22
18
20
22
24
26
28
30

Сан Саныч закудахтал, запричитала Люсенька, Артур достал телефон, мой безымянный партнер стоял и кусал губы, виня во всем

себя. Хотя он-то здесь при чем? И только одна Елизавета молча и беспристрастно смотрела на мои страдания. А, ну понятно. Она считает меня своей главной конкуренткой. Вот же дурочка провинциальная!

Вскоре приехала «Скорая», меня отвезли в травмпункт. Рентген показал, что я сильно растянула ногу в лодыжке. «Перелома нет, — сказал доктор, и я облегченно вздохнула. — Но пару недель вам придется походить в компрессионной повязке и с палочкой». Боже, какое унижение! Ковылять на виду Уварова! Представляю, как он теперь внутренне насмехается надо мной. И сколько станет иронизировать по поводу моего «полета»! Стало обидно, с трудом сдержала слезы.

Чертова командировка! Проклятый Захолустинск! Всё так хорошо шло! Но я постаралась взять себя в руки. «Ничего, — подумала по дороге домой. — Зато будет больше времени для обдумывания рекламной стратегии. А Уваров… да пошел он куда подальше! Я сама по себе». И даже гордо встряхнула головой. Подумаешь, растяжение! Мелочи жизни! Скоро стану заместителем Жирафа, вот о чем думать надо!

Глава 25

Когда меня после травмпункта привезли домой, Артур окружил вниманием и заботой. То подушку поправит под крепко перебинтованной ногой. То супчику нальет (заказанного в ресторане, поскольку я готовить пока не могу). То кофе притащит с конфетками. Об одном он не знает: чем больше за мной ухаживает, тем больше я хочу плеснуть ему в морду супом, добавить в это противное варево сверху кофе, а на сладкое запихнуть ему конфетки в задницу. По одной, благо из холодильника, не успеют растаять.

Потому что я, Анжелика Дмитриевна Разумовская, ненавижу оказываться в уязвленном состоянии! Ещё в детдоме запомнила раз и навсегда суровую истину жизни: хочешь выживать — будь сильной и независимой! Даже если тебе больно, трудно, тяжело, и ты выглядишь, как свадебная лошадь — голова в цветочках, жопа в мыле — иди вперед без остановок! Иначе обойдут другие. Станут унижать, ноги об тебя вытирать. Слабых и бессильных нигде не любят. Гуманизм? Те, кто в моём детдоме жил, а за другие не скажу, о нём не слышали!

Но как, мать твою, я могу теперь идти, если у меня нога, стоит на неё немного надавить, отдает дикой болью до самой промежности?! Болевой порог у меня низкий, многое могу стерпеть. Но это почему-то выше моих физических и моральных сил. Орать хочется! Я кусала себе ладонь до боли, ворочаясь ночью.

Утром понедельника Артур понял, что со мной происходит нечто странное. Видимо, по бешено сверкающим глазам догадался: лучше оставить меня в покое. Это и сделал, пожелав удачного дня и уехав в фирму «Успех». А может, Люсеньку поехал оприходовать. Или даже Лизу женщиной делать. Мне было глубоко наплевать.

Я, сняв бинт, принялась натирать ногу каким-то ужасно вонючим кремом, который мне всё тот же добренький Уваров по рекомендации врача притащил из аптеки. «Ничего, — думала я, стараясь дышать ртом, чтобы голова не кружилась от запаха, — завтра налопаюсь обезболивающих и пойду на работу».

И пошла. И как пошла! Красотка, блинский комбайн! С гордым видом сделала шаг с кровати и с таким грохотом шизданулась от пол, что слышал, наверное, весь подъезд! Падала, как в лучших традициях голливудских каскадеров: раскинув руки, распахнув рот и глазки, да приложилась ярко накрашенной мордой об журнальный столик, на котором миленький Артурчик Уваров мне завтрак разложил: яички сварил вкрутую, тосты поджарил, сока налил апельсинового. И вот я, как последняя дура, всё это проглотив с большим аппетитом (со вчерашнего утра ни маковой росинки во рту не было), накрасившись кое-как, решила выйти на работу.

Теперь что? Лика лежит в луже недопитого сока, посреди хлебных крошек и яичной скорлупы, и стонет и плачет от боли и злости одновременно, размазывая косметику по опухающей физиономии. Всё потому, что Уваров, сука, поставил столик слишком близко, и теперь из-за него у меня на лбу вырастает здоровенный синяк! Прямо чувствую, стоит лишь руку поднести и потрогать!

О, я запретила себе плакать. Заткнула жалость поглубже, стиснула зубы. Встала на колени, затем на одну ногу и попрыгала, гордая и независимая калека, умываться. После убралась в комнате, уселась обратно на кровать и стала работать над проектом. Нельзя допустить, чтобы Артур обошел меня и представил Жирафу разработки лучше моих лишь потому, что в льду катка обнаружилась ямка! «Она могилой моей карьеры не станет, не дождетесь!» — я упорно трудилась.

Придумала сценарии ещё для пары видеороликов, в том числе один о том, как девушка бежит на речку — кататься на коньках. И во время этого лёд раскалывается, она оказывается на льдине, которая уносит её прочь от берега. Но в глазах красотки нет страха. Она разгоняется, совершает прыжок и благополучно приземляется на прочной поверхности. Появляется слоган: «Tes Kott — движение в будущее».

Отправила Жирафу. Пусть Артур попробует меня обставить, вот хрен ему по всей морде! Потом решила передохнуть немного. У меня всегда так: сначала бурный ритм, бешеная генерация идей, потом наступает отупление. Ноль эмоций, ничего не хочу. Как разряженная батарейка. Могу только втыкать в соцсети или сёрфить по инету в поисках чего-нибудь забавного. Так мозги расслабляются.

И тут натыкаюсь на статью «Что надо знать о пирсинге члена, прежде чем решиться на процедуру?» Вспоминаю нечто блеснувшее на причинном месте у Артура. Становится интересно: у него правда там железка? Или все-таки… ну, пусть будет пирсинг! Читаю и узнаю, что мужчинам могут проколоть и вставить украшения в разные места: головку, крайнюю плоть (если не обрезан), ствол пениса или мошонку. Я не представляю, каково это. Видимо, больно.

Но важно другое — причина, по которой мужчины это делают. Как там написано? Есть мнение, что если снарядить член «шипами»-украшениями, секс обретёт новые краски. Больше стимуляции — ярче оргазмы. Стимулируется и сам пенис, и влагалище. «Ну да, а минет как делать? Всё время будешь бояться, что железка тебе даст по зубам», — думаю, представляя, как сосу Артуру. Но прогоняю эту мысль: «Обойдется! Он мне ещё за журнальный столик не ответил!»

Читаю дальше и обалдеваю. Вот напридумали всякой ерунды! Полтора десятка видов пирсинга! И названия-то какие всё заковыристые: принц Альберт, рог носорога, хафада, ампалланг, ападравиа, корона короля, френум и другие. Ничего себе фантазия! Видимо, каждый, кто себе делает такое, хочет казаться каким-то чрезмерно особенным, избранным, дворянином даже. Недаром «принц» и «король». «Херовые аристократы», — думаю о таких. Становится смешно.

Но все-таки мне кажется, что тут не только желание выпендриться. Похоже, делающие такие штуки — бисексуальны. Значит, если у Артура там действительно эта штучка, то он… двустволка?! И нашим, и вашим? Опять на ум приходит тот манерный тип, с которым Уваров общался в кафе и в щёчку целовался. Могли бы просто руки пожать, так нет же. Чмоки-чмоки. Тьфу, не понимаю я таких мужчин! Сама никогда девушками не интересовалась. Мне нравятся традиционные ценности: муж, семья, дети.

Если Артур действительно такой, то есть двуликий Анус, то… мне срочно надо знать наверняка! Но как? Найти в Захолустинске гея-проститутку и попросить, чтобы тот Уварова соблазнил? Не получится. В этом ледяном краю, кажется, тот тип из кафе — единственный манерный, а остальные по домам сидят и на каком-нибудь закрытом чате общаются.