Итак, все это началось в середине 1960-х. Незадолго до этого Эллиот окончил колледж и носил звание молодого, подающего надежды психиатра. Пытаясь выбрать направление в профессии, он прочитал в профессиональных журналах о появлении радикальных «терапевтических сообществ» — там упразднялась стандартная иерархия «мудрый врач — ничего не соображающий больной», заменяясь на более современные техники. Вдохновленный подобным сообщением, Эллиот Баркер взял кредит и с молодой женой отправился в кругосветное путешествие на год с целью повидать как можно больше таких сообществ.
В Палм-Спрингс, Калифорния, он узнал о сеансах нудистской психотерапии, которые проводил психотерапевт Пол Биндрим. Все действо проводилось в отеле с «богатой растительностью» и со всеми удобствами «высококлассного курорта» (по крайней мере, так говорили рекламные буклеты). Здесь доктор принимал с иголочки одетых клиентов, которые зачастую принадлежали к высшему и среднему классу калифорнийской интеллигенции и киноиндустрии. Так как посетители обычно не были знакомы друг с другом, Биндрим предлагал им сначала «приглядеться» друг к другу, затем — пообниматься, побороться, покувыркаться, а уже после в полнейшей темноте сбросить свои «горы одежд» под аккомпанемент нью-эйджевской музыки. Обнаженные, они садились в круг и принимались за «медитативное бормотание», после чего начинался марафон нудистской психотерапии сроком в 24 часа. В течение этого времени проходил эмоциональный и мистический экстрим: участники кричали, выли, плакали, орали и делились самыми сокровенными тревогами и страхами.
— Физическая нагота помогает обнажиться эмоционально. Благодаря этому процесс психотерапии ускоряется, — объяснял Пол журналистам, которые к нему регулярно наведывались.
Самые большие вопросы вызвала идея под названием «разглядывание промежности». Биндрим просил кого-либо из участников расположиться в центре круга и поднять ноги. Все остальные должны были пристально всматриваться в его промежность и анус. Иногда это продолжалось несколько часов. Сам же психотерапевт время от времени громко кричал: «Вот откуда берется весь наш чертов негатив!»
Иногда он просил участников обращаться к их собственным гениталиям. Джейн Хауард — корреспондент журнала
— Сообщи Кэти, что происходит у тебя в промежности, — приказал ей Биндрим. «Кэти» называли вагину Лорны. — Скажи ей следующее: «Кэти, здесь я испражняюсь, мочусь, трахаюсь и мастурбирую».
Все смущенно молчали.
— Мне кажется, она и так все это знает, — наконец ответила Лорна.
Многие, кто знал о калифорнийских экспериментах, считали их слишком уж провокационными, однако Эллиота они вдохновили.
За время путешествия Баркер побывал в Турции, Греции, Западном и Восточном Берлине, Японии, Корее и Гонконге. Лучше всего он запомнил встречу, которая произошла в Лондоне — тогда Эллиот (как он сам сообщил в письме) познакомился с легендарными психиатрами-радикалами Р. Д. Лэйнгом и Д. Дж. Купером. Также он посетил Кингсли-холл — сообщество для лечения шизофрении, которое те организовали.
Волею случая сын Лэйнга Адриан был руководителем юридической фирмы, которая располагалась в нескольких кварталах от моего дома на севере Лондона. В попытках понять, что повлияло на Эллиота Баркера, я решил зайти туда и поговорить о Кингсли-холле.
Адриан был весьма приятным человеком, сразу располагающим к себе. Он был похож на отца, правда, обладал менее внушительной фигурой.
— Особенность Кингсли-холла была в том, что люди сами приезжали туда лечиться, — рассказал он. — Отец считал, что, если позволить психическому заболеванию развиваться без стороннего вмешательства вроде лоботомии, медикаментов, смирительных рубашек и всех прочих ужасных вещей, которые были популярны в те времена в лечебницах, оно в какой-то момент само собой исчезнет.
— Что такого мог увидеть во время визита Эллиот Баркер?
— Там были очень красивые комнаты, их обивали индийским шелком, — ответил Адриан. — Такие шизофреники, как Йен Сперлинг, ставший дизайнером костюмов Фредди Меркьюри, танцевали, пели, рисовали и общались с различными знаменитостями, которые туда приезжали, вроде Тимоти Лири и Шона Коннери, — он помолчал немного и продолжил: — Но были и другие помещения. Например, «параша» Мэри Барнс в подвале.
— То есть? — не понял я. — Это вроде самой плохой комнаты в доме?
— В первый раз я посетил Кингсли-холл в семилетнем возрасте. Тогда отец сказал, что со мной хотел бы познакомиться один очень интересный человек и он в подвале. Я направился туда. Первое, что я почувствовал, когда спустился туда, — ужасную вонь. Я так и сказал отцу.
Как рассказал Адриан, этот запах исходил от Мэри Барнс, которая страдала хронической шизофренией, — во всей клинике она была символом конфликта. Лэйнг уважал тех людей, которые, по его мнению, обладали особым знанием — пониманием сути безумия, которое пронизывало общество сверху донизу. Однако Барнс ненавидела свое состояние — для нее это было нестерпимое мучение, женщина мечтала быть нормальной.
Ее потребности восторжествовали. Врачи Кингсли-холла всеми силами пытались вернуть Мэри на ранние стадии психического развития, чтобы она снова могла вырасти, уже как нормальный человек. Но ничего не получалось: она все время срывала с себя одежду, обмазывала себя и стены комнаты собственными фекалиями, общалась с людьми только воплями и отказывалась есть, если ее не кормили из бутылочки.
ebooksa