Подхватив Ольгу под руку, Илья устремился к выходу, мысленно благодаря дикторшу за то, что та, сама того не ведая, помогла избежать разборки.
Так Богданову казалось на тот момент.
Но он ошибался.
Стоило самолёту подняться в воздух, как Ленковская, не дожидаясь, когда машина наберёт высоту, повернувшись лицом к Илье, произнесла фразу, от которой Илья потерял не только покой, но и уверенность в том, что ему известно всё.
— Мне придётся ответить тем же.
— Ты о чём? — проговорил в ответ Илья.
— О том, что есть ещё одно решение Элизабет, о котором не можешь знать ни ты, ни Алексей Дмитриевич.
— Интересно, интересно, — напыжился Илья. — Что такого могла сообщить Лиза, о чём не знает Ростовцев?
— А вот и не скажу. Ты молчал, и я буду молчать. Хочешь, позвони Лизе сам.
Илья задумался.
«На первый взгляд вроде бы знал всё, даже то, что не могла знать Ольга, а именно, о передаче дела Гришина в трибунал без информирования средств массовой информации. В то же время в деле, связанным с реликвиями Соколовых, оставалось нимало чёрных дыр. Взять, к примеру, картины? Как распорядилась Элизабет по поводу шедевров мирового значения, ювелирных изделий Фаберже, не говоря уже об орденах времён Петра первого?»
— Мне кажется, я знаю, — ухватившись за мысль, касающуюся реликвий, произнёс Богданов. — Перешедшие к Элизабет по наследству произведения искусства будут проданы с аукциона?
— Чушь, — возмутилась Ольга. — Лиза думать не думала что-либо продавать. Картины, украшения, а также пасхальные яйца будут переданы в Русский музей на хранение до момента, когда кто-то из Соколовых, кто будет жить после неё, не решит найти им другое применение.
— Всё в музей?
Не веря ушам своим, Богданов не смог сдержать удивления.
— Кроме двух пар серёжек и одного пасхального яйца. Какое именно? Лиза пока не решила. Но я думаю это будет «Курица, вынимающая из корзины сапфировое яйцо».
— Всё?
— Нет. Есть кое-что, о чём ты должен догадаться сам. Не сможешь догадаться, придётся признать поражение.
— Признаю, когда расскажешь.
— Точно признаешь?