— Герхардианцы не имеют власти над Вселенской комиссией!
— Это так, — был вынужден признать стражник, но как-то очень уж неуверенно.
— Самозванцы! Это были самозванцы! — повторил я. — Орден не станет претендовать на имущество убитых.
Стражники переглянулись и отошли, предупредив, что сопроводят нас для дальнейшего разбирательства в ближайший город. Мне и в голову не пришло возражать. Во всем должен быть порядок, все так.
Послышался резкий кашель, я обернулся и увидел, что Марта вышла за пределы круга святого Варфоломея, а Уве бьется на руках у маэстро Салазара, отхаркивая и сплевывая на пол бурые сгустки крови.
— Что с ним?! — встревожился я.
— Жить будет, — уверил меня Микаэль.
Да я и сам уже разглядел, что рана на груди школяра затянулась, а лицо вновь порозовело. Маэстро Салазар переложил паренька на плащ Сильвио, утянул его к очагу и принялся разжигать огонь. Как видно, школяру нужно было тепло.
— Жить будет… — повторила Марта, покачнулась и осела бы на пол, не успей я подхватить ее и усадить на лавку.
— Ты спасла его! — ободряюще улыбнулся я девчонке, обнял ее правой рукой и со значением добавил: — Маэстро!
Ведьма посмотрела на свои перепачканные в крови ладошки, затем перевела взгляд на меня и вдруг сказала:
— Знаешь, колдун, а ведь убивать много проще…
— Проще. Но не всех. И не всегда, — поморщился я и спросил: — Где тебя все это время черти носили?
— За дверью стояла, — без тени смущения ответила Марта.
Я не разобрал, то ли девчонка и в самом деле не видит в таком поведении ничего зазорного, то ли просто слишком вымоталась и ничего толком не соображает, поэтому переспросил:
— Стояла за дверью?
— Ну да, — подтвердила Марта и подняла на меня взгляд серых, с льдистым отблеском глаз. — Ты ведь не научил меня, как обходить защиту колдунов. Пришлось ждать, пока он ее не снимет.
Я припомнил дрожание незримой стихии вокруг брата-заклинателя и кивнул. Как видно, мой последний рывок заставил вымотанного схваткой монаха отказаться от дополнительной защиты, что и дало возможность Марте подобраться к нему со спины.
— Любезный! — окликнул я хозяина. — Сообрази горячего питья! Да поживее!
Владелец постоялого двора поспешил на кухню, а по пути вручил мне вычурный золотой перстень, позабытый на столе де ла Вегой.