Что это значит, в моем теперешнем состоянии, мне понять было трудно, тем более от посторонних раздумий меня очень отвлекало поведение третьей девушки, которую я про себя назвал Белоснежкой. На сколько я понял по разговорам, она была самой недалекой из этой троицы и при этом самой ненасытной. Мне не нравилось какие настороженные взгляды она бросает на подруг, будто сомневаясь, что они спят, еще больше, голодные взгляды, которые она бросала на мое распростертое тело, и самое главное, что больше меня пугало — это зажатые в пухлых ручках хрустальная баночка с массажным маслом и полуметровый нефритовый агрегат. Это напрягало меня настолько, что пальцы на моем теле начали дергаться, повинуясь моим мысленным приказам, однако взять контроль над телом я так и не смог, к счастью, все оказалось не так страшно, покушаться на мою честь она не стала, а, можно сказать, даже совсем наоборот. Девушка набрала в руку столько крема, будто хотела смазать им целую Эйфелеву башню и начала мягко восстанавливать работоспособность моего организма. Чувствительность постепенно начала возвращаться к моему телу, и я наблюдал за этим не без некоторого удовольствия. Затем произошло для меня неожиданное, Белоснежка поставила Лапочкин подарок у меня меж ног, одним движением клонируя мой природный агрегат. Я еще с натугой соображал для чего все это, как она повернулась ко мне спиной перекинула ногу через недвижное тело, еще раз с опаской оглянулась, чтобы убедиться, что подруги точно спят, начала пристраивать свой пышный зад на получившуюся конструкцию, присаживаясь сначала на первый, а затем, слегка поерзав, и на второй агрегат.
Ну, штош-ш-ш, ладно, — это я смогу пережить... ради счастья бедной девушки готов терпеть это насилие сколько понадобится...
Демоница тихо выдохнула, закусывая губу застонала, опустилась до конца, прижавшись приятно прохладной попкой к низу моего живота. Только сейчас я понял, что с меня сняли все, включая защитную бижутерию, а здесь жарко как в парилке. Мои руки непроизвольно опустились на ее мягкие и такие прохладные ягодицы, в попытках охладиться хоть немного. Белоснежка вздрогнула от прикосновения, но движения своего не прекратила, а наоборот, ускорилась и охладиться у меня не получилось.
Сознание опять начало мутиться, взор заволокла красная пелена, в ушах застучали барабаны, сквозь которые я расслышал грохот открывающейся двери, а затем возмущенное женское сопение. Дальнейшее я воспринимал с большим трудом, красная пелена сменилась чернотой, слух работал хреново, выхватывая из окружающего лишь несвязные обрывки голосов.
— ... я, рискуя жизнью, среди этих похотливых уродов... а этот тут... хватит скакать, слезь с него корова жирная... что вы с ним сделали?.. вам конец сучки... немедленно...
Я открыл глаза, уставившись на высокий потолок. Ни жара, ни красной пелены перед глазами, только недовольная мордашка Флоры, в обличии суккубы, частично перекрывает лепнину на потолке.
— Очнулся?
— Где я? Кто я?