Напряжение

— Десятое апреля, — выручил меня Михаил.

Я отчего-то не мог сказать и слова, путаясь — говорить ли первое января, в которое все в интернате справляли единый день рождения на всех — и на наступивший год тоже. Или сказать про июнь, дата которого отражена в моем досье, оставленном в сейфе директрисы.

— Подданство?

— Имперское.

— Не желаете оформить под нашим гербом? Будут льготы и трудоустройство. Нет? — без особого желания подытожила она, отсылая документ на печать.

Принтер вжикнул новой бумагой — не пластиком, а листом гербового листка, с моим именем и новой фамилией. Звучно бряцнула печать, украшая гербом подножие документа, вжикнул росчерк черной перьевой ручки, отрисовывая подпись дамы.

— Временное удостоверение. В имперской канцелярии поменяют на основной документ и примут у вас присягу.

— Спасибо… — выдохнул я, обращаясь ко всем сразу.

Даже даму проняло — уголки губ слегка поднялись в ответной улыбке.

— Нам дальше — на автобус?

— Купить билеты можно в шестом кабинете, — тут же похолодела женщина, возвращаясь к дробному перестуку по клавишам.

— Всего доброго!

За дверью Федор по-хозяйски завладел моей рукой, обняв ее двумя своими, и гордо вышагивал рядом, с вызовом глядя на всех, кто проходил мимо.

— Один билет — десять тысяч, — пробубнил мужчина за основательной металлической стойкой, скрытой толстым стеклом с металлическим ящиком в углублении под рамой.

Ящик тут же скрипнул, сдвинувшись к нам и предлагая внести деньги.

— Сколько?! — возмутился даже вечно спокойный Михаил.

— Вы можете взять кредит, образцы документов — на стойке информации, или внести стоимость ценными предметами, — явно в сотый раз за день произнес человек, внимательно глядя на нас — не только на Михаила, но и на девочек на его плечах, на Федора и меня.

— Но это же грабеж!

— Вы можете не покупать билеты. Через две недели карантин завершится.

— И как нам жить эти две недели?! В городе все закрыто!