Чарующий апрель

– Ах ты, боже мой, в самом деле… остался в Меццаго.

– Я пошлю за ним.

Фредерик исчез за кустами, а леди Дестер поспешила в дом и велела немедленно привезти его чемодан. Так получилось, что второй раз за вечер Доменико отправился на станцию, по пути размышляя о непредсказуемости событий и неисповедимости путей Господних.

Создав необходимые условия для безоблачного счастья воссоединившихся супругов, Кэролайн опять погрузилась в размышления и медленно вышла в сад. Казалось, любовь приносит счастье всем и каждому, кроме нее, властно подчиняет своей воле обитателей замка – опять-таки, кроме нее, – причем каждого по-своему. Бедный мистер Бриггс подвергается самой жесткой пытке: он создал серьезную проблему, которая вряд ли разрешится завтрашним отъездом.

Когда леди Кэролайн вернулась к остальным, мистер Арундел – она все время забывала, что он теперь не мистер Арундел, – уже удалялся рука об руку с женой в более уединенные пенаты, – скорее всего в нижний сад. Несомненно, им надо было многое сказать друг другу. Видимо, в отношениях этой пары когда-то что-то пошло не так, а теперь неожиданно исправилось. Лотти наверняка сказала бы, что Сан-Сальваторе творит свои чудеса. Даже сама Лапочка чувствовала себя лучше, чем на протяжении долгих-долгих лет. Единственным, кто уедет отсюда в расстроенных чувствах, будет мистер Бриггс.

Бедный, бедный мистер Бриггс! Когда она впервые его увидела, он показался слишком жизнерадостным и бойким, чтобы не наслаждаться жизнью. Нехорошо, если хозяин замка, тот человек, которому все обязаны блаженством и благодатью, покинет свои владения без должного благословения.

Кэролайн охватило раскаяние. Как много приятных дней провела она в его доме! Лежала в его саду, любовалась его цветами, наслаждалась его пейзажами, пользовалась его вещами, обитала в благодати и комфорте, отдыхала, возвращалась к жизни. Здесь прошли лучшие, самые мирные, самые свободные, самые осмысленные дни! И все благодаря мистеру Бриггсу. Да, она каждую неделю платила какую-то смехотворно малую сумму, а взамен получала неисчислимые сокровища. Так что же в итоге? Разве не благодаря мистеру Бриггсу она подружилась с Лотти? Разве они смогли бы встретиться в другом месте? Разве сумели бы найти и понять друг друга?

Раскаяние сжало душу теплой мягкой лапой, и готовая проснуться душа ответила бурным потоком благодарности. Кэролайн встала и быстро, целеустремленно, как давно уже не ходила, подчинившись внезапному осознанию собственного долга и стыду за неучтивое поведение днем и во время обеда, направилась к Бриггсу. Конечно, он не понял, что она вела себя неучтиво: как всегда, подаренная коварной природой обманчивая внешность замаскировала раздражение. Но она-то знала. Да, держалась неприветливо, если не сказать грубо; точно так же, как в течение многих лет держалась со всеми вокруг. Любой проницательный взгляд, любой по-настоящему наметанный глаз сразу понял бы, кто она такая на самом деле: избалованная, угрюмая, недоверчивая эгоистка.

– Я многим вам обязана, – искренне призналась униженная покаянными мыслями Кэролайн.

Джентльмен изумленно взглянул на нее:

– Вы обязаны мне? Но ведь это я, кто… я, кто…

Он не договорил. Для него видеть ее в своем саду было настоящим блаженством. Ничто на свете: ни один белый цветок – не могло превзойти красотой это изысканное чудо.

– Прошу вас, – продолжила Кэролайн еще серьезнее. – Постарайтесь освободить сознание от всего, кроме правды. Вы ничем мне не обязаны. С какой стати?

– Это я ничем не обязан? – эхом отозвался Бриггс. – Обязан первой встречей с… с…

– Ради бога! О, ради бога! – взмолилась Лапочка. – Пожалуйста, будьте проще. Не пытайтесь себя унизить. Зачем вам унижаться? Просто смешно видеть вас униженным. Вы стоите пятидесяти таких, как я.

«Неразумно», – подумал случайно оказавшийся рядом мистер Уилкинс, в то время как Лотти по-прежнему сидела на стене. Он был удивлен, озабочен и даже шокирован тем, что леди Кэролайн открыто поддерживает и поощряет восхищение Бриггса. «Очень, очень неразумно», – подумал мистер Уилкинс и покачал головой.

Мистер Уилкинс считал, что состояние Бриггса уже настолько плачевно, что единственный допустимый способ обращения с ним – решительное и окончательное отвержение. Никакие полумеры уже не способны помочь, а доброта и фамильярность будут неверно поняты несчастным страдальцем. Невозможно предположить, что дочь Дройтвичей действительно намерена поощрить ошеломленного поклонника. Бриггс, – каким бы распрекрасным ни был, все же остается всего лишь Бриггсом, не более. Наверное, леди Кэролайн недооценивает влияние своего голоса и внешности: объединившись, эти два фактора преображают простые слова так, что те звучат… обнадеживающе, – но произнесенные слова вовсе не абсолютно просты.

Мистер Уилкинс опасался, что леди недостаточно обдумала собственное высказывание. Несомненно, ей нужен советчик – мудрый, объективный консультант, как раз такой, как он. В эту самую минуту леди Кэролайн Дестер стояла перед Бриггсом и едва ли не подавала ему руку. Разумеется, Бриггс заслуживал благодарности, поскольку все они восхитительно проводили время в его доме, но не чрезмерной и не единоличной. Сам он уже запланировал, что завтра, перед отъездом, обитатели замка преподнесут хозяину коллективный благодарственный адрес с подписями по кругу. Но признательность не может быть выражена вот так: при лунном свете, в саду, да еще той самой особой, в которую хозяин замка откровенно влюблен.

Стремясь своевременно и тактично помочь дочери Дройтвичей безболезненно выйти из затруднительной ситуации, мистер Уилкинс сердечно произнес:

– В самом деле, Бриггс, вы достойны благодарности. Позвольте дополнить произнесенные леди Кэролайн слова признательности выражением моей личной симпатии и симпатии моей жены. За обедом следовало устроить чествование и всем вместе поднять за вас тост. Несомненно, должен был состояться какой-то…