Уроборос

— Brjóstagjöf, frú.[2]

Да, точно наркоз, надели маску и что-то вливают. Сознание начало мутнеть, глаза закрываются…Может еще поживу?

Это похоже на какую-то шутку. Младенец?! Это невозможно! Я могу понять, когда человек считает себя Наполеоном, но грудным ребенком? Не знаю, что со мной сделали, но и знать не хочу. Где мое тело, где я нахожусь?!

Ох… Не знаю, сколько прошло времени, с тех пор как я оказался здесь. Большую его часть я проводил во сне. Вскоре зрение прояснилось. Надо мной свисали какие-то корешки, таблички с узорами и пучки трав. Выше был бревенчатый потолок. Приглушенный свет исходил от тлеющих лучин и тускло мерцающих свеч, а воздух давил тяжестью закрытого помещения. Очень часто я слышал гвалт извне и разговоры на том же неизвестном языке. Некоторые слова я разбирал, будучи кузнецом и любителем ролевых баталий. Я знал некоторые фразы на датском, норвежском и исландском, но этот язык был немного другим.

Когда я проснулся в очередной раз, над колыбелью стояла… Даже не знаю, ведьма? Она не походила на страшенных киношных «баб-яг», но при этом тяжелый взгляд этих зеленых глаз, которые смотрели будто сквозь меня, немного пугал. Сложно назвать ее возраст, но ее волосы были седы, хотя лицо выглядело молодо. На ней было зеленое платье, обрамленное вышитыми узорами, в которых я увидел скандинавские руны (да я и сам такие наносил на мечи и доспехи), тонкую шею охватывали бусы и оберег с руной Беркана[3]. А у ее ног терлась огромная пушистая кошка. Целительница-повитуха? И что это означает?

Меня сбила машина, просыпаюсь младенцем в обществе скандинавской знахарки? Если это сон, то мне пора уже проснуться…Она подняла меня на руки, и я увидел, где нахожусь. Моя колыбель стояла справа от большой кровати, к резным стенам были прикреплены различное вооружение и пестрые ткани, а перед кроватью находилась деревянная ширма, через которую я увидел все остальное пространство. Мы зашли за ширму, туда, откуда слышались голоса. И оказались в большом помещении с пылающей по центру жаровней, выложенной из дикого камня, слева и справа от которой стояли длинные столы и лавки вдоль комнаты. А дальше, ближе к стенам, ютились узенькие шхонки. Неужто «медовый зал»[4]? За лавками сидело несколько десятков сплошь бородатых мужчин. Все разговоры умолкли, как только повитуха вошла в зал. С обратной стороны ширмы громоздилась еще одна высокая лавка, занятая женщинами. Мы прошли дальше и остановились посреди зала. И справа от себя я услышал голос, который первым встретил меня в этом мире. Я так и не успел увидеть ее, но голос узнал.

Если описать эту девушку одним словом, я сказал бы княгиня. Ее светлые волосы были заплетены в тяжелую косу, спадающую до лавки. Молодое лицо с прямыми чертами и легкая улыбка на губах. Справа от нее восседал мужчина. Помимо серьезных габаритов и суровой внешности он выделялся своими глазами. Льдистые, колючие, скрытые под густыми бровями, они устремились на меня и будто притягивали к себе. Мы остановились за два шага от этой пары. Ведунья положила меня перед ними на землю, прикрытую соломой, и отошла.

— Синдри, сын Стейна! Принимаешь ли ты этого ребенка в свой род? — звоном прошелся по залу голос повитухи, на незнакомом мне языке.

— Я принимаю его! Принимаю пред Богами в свой род! — прогремел мужчина и взял меня на свои руки.

Он переложил меня так, чтобы я лежал на его предплечье, свободной рукой взял бадью с водой и окропил меня ей. Потом ему подали миску с чем-то красным, и он, макнув туда палец, начертил что-то на мне.

— Ты родился храбрым, мальчик. Твои глаза не знают слез, а голос — крика. — Так пусть Боги услышат твое имя и запомнят его! Эгиль, сын Синдри! Мой сын! Мой первенец!

Глава 3

Слово сын я точно понял. А это значит, что в этом мире у меня есть родители. Мои родители, настоящие, по крайней мере насколько это возможно. Мать и отец, которых мне так сильно не хватало в детстве… Пусть это будет хоть злой рок, хоть божий умысел, но я благодарен судьбе, что они появились в этой жизни. И они любят меня! Все любят меня, разве это не здорово?

С течением времени я перестал теряться в догадках, почему я здесь. Проводя дни напролёт в попытках уложить все события в голове, я только сильнее стал погружаться в бездну безумия сложившейся ситуации. Видимо, есть вещи, которые просто так не осознать. Поэтому мне ничего не оставалось, как отпустить вожжи и дать будущему найти на всё ответы. А пока у меня появилась возможность прожить жизнь заново, я ни за что её не упущу. Мои первые слова в этом мире я произнес на следующий день после того, как мне дали имя, чем шокировал девушку, приходящуюся мне матерью. Я подумал, что было бы неплохо завязать разговор и научиться местному языку. Поэтому просто как можно четче сказал: «Мама!» Думаю, подобное не редкость даже для новорожденных детей, но мне хотелось обратить на себя внимание. Конечно, она сразу же показалась перед люлькой. Эта девушка появилась со счастливой улыбкой и сразу же начала быстро-быстро тараторить, и, по всей видимости, позвала мужа. Буквально через мгновение он появился и обнял её. Что же… контакт есть, теперь общение!

— Мама! — я указал своей маленькой ручкой на нее, — Папа! — теперь на отца, и барабанная дробь… — Эгий! — положил ладошку себе на грудь.

Сказать, что они были потрясены, ничего не сказать! Язык ворочался во рту с неимоверной тяжестью, даже простые звуки не хотели выстраиваться в слова. Но реакция была не совсем такой, на которую я надеялся. Отец тут же метнулся из комнаты и вернулся вместе со знакомой мне ведьмой. Меня сразу начали кумарить травами, посыпать порошками и заглядывать в глаза. Не знаю, что они хотели там увидеть, но приятного знакомства явно не вышло… Когда всем стало понятно, что ничего плохого из меня не наблюдается, и сам я остался без изменений, ведьма указала на меня рукой, в явном ожидании.

— Эгий! — мне не сложно, свое имя я запомнил, хоть с произношением сейчас трудности.

Затем среброголовая показала на себя, сказав: «Сигрун!»

Это мы тоже запомним, насколько я знаю «сиг», означает победу, а «рун»-тайна или знание. Интересное имечко! Повторив вслед за ней, я снова вызвал небольшое замешательство. Но Сигрун успокоила родителей, сказав им что-то, после чего отец кивнул и назвал своё имя «Синдри», а мать «Асвейг».

С этого началось мое изучение языка и этого мира в целом.