— Или я, — заявил Георг.
— Она подумает, что вы меня убили. У нее есть яд.
— Болтовня!
Я помолчал.
— А что ты хочешь за это? — спросил Георг.
— Чтобы вы меня отпустили.
По губам его скользнула усмешка. Словно зверь оскалил зубы. Я тотчас же понял, что он меня никогда не отпустит.
— Хорошо, — сказал он затем. — Ты поедешь со мной. — Чтоб не выкинуть какого-нибудь трюка. Ты все скажешь ей при мне.
Я кивнул.
— Ну, давай! — он встал. — Умойся там под краном.
— Я беру его с собой, — сказал он одному из псов, который слонялся с винтовкой по комнате.
Тот отдал честь и распахнул дверь.
— Сюда, рядом со мной, — указал мне Георг на место в машине. — Ты знаешь дорогу?
— Отсюда нет. Из Каннебьера.
Мы ехали сквозь холодную, ветреную ночь. Я надеялся — в то время, как машина замедлит ход или остановится, — вывалиться где-нибудь на дорогу. Однако Георг запер дверцу с моей стороны. Кричать же было бесполезно; никто бы не пришел на помощь человеку, если бы он вздумал кричать из немецкой автомашины. К тому же, прежде чем я успел бы второй раз подать голос из лимузина с поднятыми стеклами, Георг несколькими ударами лишил бы меня сознания.
— Надеюсь, парень, что ты сказал правду, — прорычал он. — Иначе тебе придется отведать горячего.
Я сидел, понурившись, на своем месте и почти упал вперед, когда машина вдруг неожиданно затормозила у освещенного перекрестка.
— Не симулируй обморока, трус! — рявкнул Георг.
— Мне плохо, — сказал я и медленно выпрямился.
— Тряпка!