— Водку, — сказал я Альфонсу.
— Двойную порцию, — добавил Рауль, глядя на меня осоловелыми глазами.
— Что это? Мистерия человеческой души — любовь? — спросил я Меликова.
— Мистерия человеческих заблуждений, когда каждый верит, что другой его пленник.
— Le coup de fondre,[38] — сказала Наташа Петрова. — Любовь без взаимности.
— Как вы оказались здесь, в этой компании?
— Случайно. — Наташа засмеялась. — Случай. Счастливый случай. Мне давно хотелось вырваться из стерильной и однообразной атмосферы унылых приемов. Но такого я не ожидала.
— Вы опять собираетесь к фотографу?
— Сегодня не собираюсь. А почему вы спрашиваете? Пошли бы со мной?
Собственно, я не хотел говорить этого прямо, но почему-то сказал:
— Да.
— Наконец-то я слышу от вас нечто вразумительное, — сказала Наташа Петрова. — Salut!
— Salut, salve, salute! — крикнул Рауль и начал со всеми чокаться. При этом он попытался даже встать, но плюхнулся на кресло в виде трона, которое затрещало под ним. Эта старая гостиница в довершение всего была обставлена топорной псевдоготической мебелью.
Пока все чокались, ко мне подошел Лахман.
— Сегодня вечером, — шепнул он, — я напою мексиканца.
— А сам не напьешься?
— Я подкупил Альфонса. Он подает мне только воду. Мексиканец думает, что я пью, как и он, текилу. У нее тот же цвет, то есть она бесцветная.
— Я бы лучше подпоил даму сердца, — сказал я. — Мексиканец не имеет ничего против. Не хочет сама дама.
На секунду Лахман потерял уверенность в себе, но потом упрямо сказал:
— Ничего не значит. Сегодня это выйдет. Должно выйти. Должно. Понимаешь?