Новая мужественность. Откровенный разговор о силе и уязвимости, сексе и браке, работе и жизни

Есть своеобразная ирония — иногда горькая, иногда не очень — в том, что люди, которых мы больше всего любим, становятся для нас самым трудным испытанием. Мне довольно легко быть смелым и открытым перед незнакомыми людьми и друзьями, но намного сложнее оставаться на 100% самим собой перед теми, кто очень, очень хорошо знает меня. Я заметил еще одну забавную вещь: перед теми, кого я люблю и кто любит меня, намного проще растеряться, потерять самообладание. Иногда это происходит, возможно, из-за того, что я ощущаю себя в безопасности и могу позволить себе все свои чувства, но чаще я стараюсь подавить чувства более глубокие — те, что глубже гнева, — и напряжение от этого нарастает и нарастает, пока наконец не требует разрядки. И к этому критическому моменту, к той минуте, когда я сам нахожусь на пределе, выражение этих чувств способно ранить моих любимых людей. Я редко видел своего отца в гневе, а если с ним такое случалось, то он мгновенно грустнел и старался заверить всех в своей любви. Но по мере того, как я взрослел и становился мужчиной, я обнаруживал: хотя порой я способен проявлять сверхчеловеческое терпение по отношению к миру и даже к собственной семье, никто на самом деле не является сверхчеловеком, и рано или поздно плотину прорвет (в самый неожиданный момент). Мужчин учат, что чувства сами по себе — признак слабости и единственные социально приемлемые чувства, которые нам позволено испытывать, — это гнев или ярость. Но если мы задумаемся о том, почему многие из нас идут вразнос или ломаются в те моменты, когда нам нужна сила, когда нельзя терять самообладания, особенно с самыми любимыми людьми, мы поймем: это происходит из-за того, что мы не даем себе времени и места обнаружить и прочувствовать сокрытое в самой глубине. Там, под гневом, обычно прячутся разные виды печалей, тревог или, если быть честным, ощущение собственной неполноценности. Так что в следующий раз, когда гнев и ярость начнут закипать внутри вас, когда вам покажется, будто вы несетесь со скоростью сто пятьдесят километров в час без руля и педалей, когда вы будете готовы взорваться, глубоко вдохните и вспомните: в девяти случаях из десяти ваш гнев на самом деле сообщает вам о более глубоких чувствах — об усталости или печали, о недостатке внимания, любви или благодарности. Признавая эти чувства по мере их нарастания, мы можем дать им выход, не допуская взрыва. Моя религия учит, что объединение мира следует начинать с объединения собственной семьи. Я считаю это важным по многим причинам, но в основном из-за нашей неспособности раскрыться перед людьми, которые представляют для нас самое трудное испытание. Если мы научимся раскрываться перед ними, то сможем делать это всегда и везде.

Когда мне шел третий десяток, мы общались с отцом в основном о разных мелочах или о бизнесе. За исключением двух раз, когда мое сердце было разбито и я ощущал себя полностью сокрушенным и раздавленным. Тогда отец находился рядом со мной и помогал мне. Это казалось прекрасным — не видеть стен между нами, никаких навязанных дурацких барьеров между нашими сердцами. Возможность просто БЫТЬ с ним и мамой дарила мне великолепное чувство, несмотря на боль, которую я испытывал. Но после этого я стал задумываться: нужно ли доходить до края, чтобы раскрыть себя людям? Разве для того, чтобы позволить любимым заглянуть в твою душу, требуются поводы? Будь то разбитое сердце или траур (что очень близко), кризисы или катастрофы — лишь экстремальные условия способны заставить нас, мужчин, собраться вместе и сломать барьеры между нами. Это напоминает мне великую цитату из Руми: «Вы должны не искать любовь, а просто найти и разрушить все внутренние барьеры, которые воздвигли перед ней, чтобы она не могла войти». Раньше я думал, что это написано о романтических отношениях, но теперь вижу: то же самое можно сказать о любых отношениях между людьми.

Недавно мы с отцом придумали новый ритуал — мы зависаем вместе, чтобы «просто поговорить», и понемногу сближаемся. Это, вероятно, звучит странно для тех, кто знаком с нами и считает, будто мы и так близки. Но мы, Бальдони, знаем: есть разница между тем, чтобы выглядеть близкими и быть близкими по-настоящему. Я обнаруживаю, что никогда не чувствовал себя ближе к своему отцу, чем в те моменты, когда вижу в нем человека, когда вижу себя в нем, а он, в свою очередь, видит себя во мне. Я начал видеть в нем и маленького мальчика, наблюдавшего за тем, как его отец обеспечивает и защищает семью, я вижу в нем и подростка, которого приводит домой полиция, я вижу моего деда, с разочарованием смотрящего на него. Я вижу своего отца в роли испуганного молодого папы — он держит меня на руках и понятия не имеет, что делать и как обеспечить меня и маму. Чем глубже я понимаю его, тем больше гнев и разочарование, адресованные ему, превращаются в сочувствие, ведь то, что я когда-то считал его слабостями и изъянами, как раз и делает его человеком. И когда я вижу в своем папе в первую очередь человека — а не просто отца, который должен научить сына всему в совершенстве или доказать сыну и всем остальным, что он полноценный мужчина, а не такой, которому нужно еще потрудиться, чтобы считаться полноценным, — тогда я понимаю: моего отца, супергероя, рано списывать со счетов. Напротив, мой папа, супергерой, необходим мне таким, и именно его недостатки делают его тем самым супергероем, в котором я всегда нуждался, супергероем, которым я и сам хотел бы стать для своих детей.

ОТКРОЙ МНЕ СЕРДЦЕ

Когда я начал ломать барьеры, которые сам поставил вокруг своего сердца, и разбирать некоторые из этих тем с отцом, нам открылся новый тип родительства, с каким ни я, ни мой отец не сталкивались в детстве. Пусть в этой главе появится еще одна цитата из Руми, из числа моих любимейших: «Без ран по жизни не пройти, о нет, но через раны проникает в сердце свет». Леонард Коэн позже использовал ее в своей прекрасной и завораживающей песне «Гимн». На ту же тему говорит и Бахаулла в Писаниях: «Мои беды — моя судьба, снаружи меня — огонь и мщение, внутри же — свет и благодать».

Эти слова представляются мне особенно значимыми в связи с моим путешествием в дебри мужественности. Например, у меня есть песня, написанная для Майи и Максвелла. Она называется «Открой свое сердце», и они любят петь ее. Я хотел, чтобы они с самого детства понимали: у них есть сердца, и придумал объяснить им это таким способом (несмотря на свои скромные музыкальные данные). Песня простая, вот ее слова:

Открой свое сердце. Открой свое сердце. А я тебе открою, что ты — мое сердце. Когда мир темнеет, ты — свет. Когда тяжело, улыбнись внутри. Потому что ты, Ты — мое сердце.

Это песня о том, что важно помнить о своем сердце и понимать: наши сердца невозможно отделить от нас самих, от того, какие мы есть. Не так давно мы с Эмили решили, что можем сделать еще один шаг и создать ритуал для детей: научить их еще чему-то об их сердцах и (главное) о том, что сердце — самая сильная мышца в теле. Теперь после того, как мы поем эту песню, я шепчу им на ушко простые слова, которые мы с Эмили придумали вместе:

Сердце — сильнейшая мышца тела.

Я люблю свое тело. Свой ум. Свои сердце и душу.

Я люблю Бога, я люблю Бахауллу, люблю себя. Я полноценен.

И каждый вечер перед сном оба ребенка по очереди декламируют то, что когда-то было простым утверждением, а теперь стало мантрой. Мы добавили немного прикольных движений и всякого такого. Очень весело наблюдать за тем, как Максвелл ходит по дому, распевая «Открой свое сердце», и показывает дедушке, что его сердце — сильнейшая мышца в теле (а иногда меняет слово «сердце» на «пенис» или «жопу»). В любом случае это остается способом напоминать ему и его сестре, что и двухлетний мальчик, и четырехлетняя девочка, и взрослый мужчина, и взрослая женщина — все должны включать сердце в общее представление о себе, ведь не забываем же мы о наличии у себя мышц, головы, плеч, коленей и пальцев на ногах.

Мой отец впервые услышал эту песню, когда они с мамой гостили у нас и Максвелл запел ее. Максвелл тогда же помог папе ее выучить. И вот уже мы все, три поколения мужчин Бальдони, вместе пели эти безобразно простые, но безумно глубокомысленные слова. Я посмотрел в тот миг на отца, и мне показалось, что он изо всех сил старается сдержать слезы (это нормально для нашего дома). В такие моменты я ощущаю на себе влияние исцеления многих поколений — оно происходит, когда мы напоминаем друг другу о необходимости открыть сердца и приглашаем друг друга к этому.

Как выглядит открывание своего сердца с моей точки зрения — с точки зрения отца? Ну, прямо сейчас это столь же просто, как стараться всецело находиться рядом со своей семьей, откладывать телефон, когда я нужен детям, не давая им повода снова и снова повторять: «Ну па-а-ап!» — до тех пор, пока я не уберу черную коробочку, которую держу между нами. Подобное случается слишком часто, и в таких ситуациях я испытываю вину. Я ненавижу соревнования между детьми и телефоном за мое внимание. Но это часть моего пути, и, как мы говорили ранее, осознание — первый шаг. Правда состоит в том, что я чертовски много работаю и имею дурную привычку не отключаться от работы, заходя домой. Как многие мужчины, я беру работу на дом, и даже если кажется, будто я присутствую, зачастую это не так.

Как же это исправить? Прежде всего научиться сочувствовать себе — как я учусь сочувствовать своему отцу, — и в конце концов просто отложить этот чертов телефон и поиграть с детьми! Потанцевать, подурачиться, включить воображение — ведь его можно использовать и в играх с детьми, а не только в работе, не только для того, чтобы изменить мир. Логика простая: если я не могу применять его дома, в собственной семье, как я собираюсь применять его где-то еще? К тому же раскрыть свое сердце — это и означает показать игривую часть меня. Взрослые — да и подростки, и дети предподросткового возраста — часто боятся выглядеть глупо, но дети всегда готовы веселиться, и если вы позволите им, они быстро заново научат вас радоваться. Как в популярном меме: «Каким бы крутым ты себя ни считал, если ребенок звонит тебе по игрушечному телефону, ты обязан ответить». Так что я откладываю свой телефон и беру игрушечный.

Открывать свое сердце также означает слушать их, извиняться после того, как поговорил слишком грубо или проявил нетерпение, и делиться с ними (при помощи слов, которые они в состоянии понять) переживаниями, если у меня был плохой день или меня обуревают сильные чувства. Это означает учиться уважать свои эмоции и, следовательно, эмоции детей. Это означает работать над собой — идти своим путем, — становясь родителем от собственной целостности, а не от последствий своих травм.

Открывать свое сердце значит проявлять свою человеческую сущность и знать, что не стоит бояться ее. Показывая свои эмоции и проблемы, прося о помощи, я не становлюсь менее мужественным. Я становлюсь более человечным.

Глава десятая. Достаточно. Поднимая белый флаг

Основная часть этой книги и моего путешествия заключается в попытке переосмыслить установки, которые навязывает нам общество, и попробовать обратить их в свою пользу. На том же принципе основано и мое выступление на TED Talk. Достаточно ли вы смелые, чтобы не стесняться собственной уязвимости? Достаточно ли вы уверены в себе, чтобы слушать? Достаточно ли вы сильны, чтобы проявлять чувствительность? Готовы ли вы погрузиться в глубины собственного стыда, привычек, стереотипов мышления и личных историй, приносящих дикую боль? Достаточно ли вы трудолюбивы и мотивированы, чтобы предпринять путешествие от головы к сердцу?

Мне требовалось такое испытание. Я хотел найти связь между эмоциональным и физическим здоровьем, принять работу души как тяжелый и достойный труд, не менее важный, чем упражнения в качалке. Хотя я и переформулировал традиционные установки, придав им более здоровый, целостный вид, я подсознательно, в каждом моменте этого путешествия, стремился двигаться вокруг все того же традиционного принципа мужественности, этой глубоко укорененной потребности быть полноценным мужчиной. До тех пор, пока не обнаружил, что под этой потребностью скрывается другая, более фундаментальная.

Вы наверняка знаете выражение о заметании мусора под ковер для создания иллюзии, будто дома чисто. В начале своего путешествия я в каком-то роде действовал так же — потому что долгое время подсознательно заметал всякие мелкие установки под ковер. И чтобы по-настоящему отправиться в путь, я должен был поднять ковер и увидеть весь тот мусор, который собирал под ним годами. (В данном случае неважно, что мусор и фекалии — прекрасное удобрение, на котором все растет.) Так что теперь я перебираю весь этот мусор. Покрываюсь потом, грязью и слезами. Тружусь ради того, чтобы добраться до низа кучи, как будто предвкушая, что найду под ней награду, или приз, или, на худой конец, значок участника с надписью «Полноценный мужчина».

Но там только голый пол. Я скребу его, обуреваемый желанием убедиться в своей полноценности. Я, конечно, не строитель и не ремонтник, однако видел достаточно телепередач о ремонте и знаю: между полом и фундаментом есть еще много разных слоев. А под фундаментом находится земля — то, на чем был когда-то возведен дом.