Забытая правда

22
18
20
22
24
26
28
30
Дарина

Она и самой себе не могла объяснить, зачем это делает. Но точно знала, что если даст себе хоть секунду на промедление или раздумье, то момент навсегда будет упущен.

Возможно, Стихия все еще чрезмерно бурлила в ней, толкая на самое естественное для творца состояние – быть рядом со своим даллом. Или просто Кай на секунду показался ей настолько уставшим, подавленным и несчастным, что природная доброта Дарины одержала победу над здравым смыслом. Или она окончательно обезумела от одиночества, холода и страха в заключении.

Но обо всем этом Дарина будет думать позже, бесконечными часами меряя шагами крошечную камеру и до крови впиваясь ногтями себе в ладони. Сейчас же она стояла, уткнувшись носом в дорогую ткань рубашки. Ее сомкнутые руки лежали на худой мальчишеской шее, так что она ощущала под пальцами легкие выступы позвонков. Кай замер, опустив руки, словно статуя. Подобно статуе же он, однако, не пытался ее оттолкнуть.

Дарина застыла в оцепенении, не понимая, что ввергнет ее в больший ужас – простоять вот так еще хоть секунду или прекратить все немедленно и столкнуться с необходимостью поднять глаза.

– Мятежники идут на крайние меры, испробовав все возможное?

Дарина почувствовала, как у нее задрожали колени при звуке голоса Кая. В его тоне почти не было издевки, только насмешка и сомнение.

Она осторожно отстранилась, разомкнув руки.

– Если и так, то радуйся, что это поручили мне, могло повезти куда меньше.

Дарина впервые видела, как Кай беззаботно смеется. Жесткие некрупные черты его лица мигом смягчились. Звонкий, искренний смех звучал так заразительно, что она не выдержала и засмеялась в ответ. Они хохотали куда дольше и громче, чем того стоила их шутливая перепалка. Едва ли Водные тюрьмы за все время своего существования слышали столько неподдельного веселья.

Дарина смахнула с глаз набежавшие слезы.

– Это глупо. – Она глубоко вдохнула и выдохнула, чтобы успокоиться.

– Согласен. – Кай откашлялся, возвращаясь к привычному тону. – Но смотри-ка, кажется, работает. Я уже соглашаюсь с представительницей мятежников. Что дальше?

Этот вопрос, пусть и заданный несерьезно, вновь вернул Дарину к реальности.

– Хотела бы я знать.

Кай сразу помрачнел от этих слов. В одно мгновение обстановка вновь стала привычно отчужденной, в камере будто похолодало.

– Забудь. Это все действительно глупо и неуместно. Завтра у тебя будет новый надсмотрщик.

* * *

Но назавтра никто не пришел, как и в последующие дни.

Приближались заморозки, и Дарина мерзла больше прежнего. Она постоянно мерила шагами крошечную камеру, пытаясь хоть немного размять затекшие суставы. Последнее время еду ей доставляли нерегулярно и всегда холодную – от тянущего чувства голода она зябла еще сильнее. Простуда то усиливалась, то отступала немного – Дарина сама поражалась собственной крепости, но ее организм продолжал отчаянно сопротивляться.

Она давно уже потеряла счет времени и не понимала, день на поверхности или ночь. Мысли путались, Дарине казалось, что она вязнет в тягучей мешанине из стыда, страха, отчаяния и надежды. Часами она вела мысленные диалоги с Фламом: то яро оправдываясь за свой порыв, то вымаливая прощение.

А меж тем она даже не знала, жив Флам или нет. Разносчики пищи никогда не произносили ни звука, а больше к ней никто не приходил, новостей ждать было неоткуда. Дарина отчаянно цеплялась за мысль, что, раз она все еще жива, может, и остальных пока не трогали. Потом, правда, всегда приходило горькое осознание, что о ней могли просто забыть за ненадобностью, оставив ее тут умирать от голода и холода, – чем не изощренная казнь? Океан большой, недостатка в камерах в Тюрьмах не было.