Наследие Эдварда Гейна

22
18
20
22
24
26
28
30

Теперь он наконец понял, чем ей не угодил синий цвет, который она упоминала при их прошлой встрече. Дома она не носила парик, и ее волосы, в прошлый раз красные, теперь были темно-синими. Сначала Леон заметил это, а потом очередную странность ее наряда: она была в джинсах и топе, который левую руку оставлял открытой, а правую полностью скрывал от посторонних взглядов – всю, до кончиков пальцев, для этого к рукаву была пришита черная перчатка.

Анна наверняка слышала его шаги, но даже не подняла головы, чтобы посмотреть на него. Леон замер на пороге, совершенно растерянный, а она бросила ему:

– Заходи, чего стоишь?

– Зачем?

– А зачем приехал?

– Справедливо, – усмехнулся Леон.

Он, нагнувшись, пробрался вперед и после недолгих размышлений лег на пол рядом с ней. Леон сохранил между собой и хозяйкой дома почтительное расстояние, он не хотел, чтобы в этом была хоть какая-то двусмысленность. Ему было просто любопытно, зачем Анна делает это, зачем вообще понадобилось создавать такую комнату. И, растянувшись на теплом от скрытого подогрева полу, он действительно это понял.

Весь купол был исписан фразами – короткими, длинными, пересекающимися или идущими параллельно. Они были нанесены фосфоресцирующими чернилами, рассмотреть их со стороны двери или при ярком свете было нереально, комната с куполом казалась пустой и бессмысленной. Но вот так, в полумраке или даже полной тьме, она становилась совершенно другой.

– Что это такое? – нахмурился Леон.

Слова, написанные на потолке, были странными, иногда – непонятными, а иногда – совсем уж пугающими.

– Комната для мыслей, – с привычной невозмутимостью ответила Анна.

– Я не про комнату… Хотя с комнатой тоже ничего не ясно! Что за цитаты?

– Предсмертные слова.

– Что?!

– Предсмертные слова серийных убийц, – пояснила она. – Тех, которых смогли поймать, приговорили, а потом привели приговор в исполнение. Одни из них известны достоверно, другие – домысел, который кажется мне вполне вероятным.

– Господи, да зачем тебе это?

– Чтобы понять их. Они уже знали, что умрут, а перед смертью все обнажается. Страхи, злость, ненависть, сожаление – все, что таилось в душе, ожидая своего часа, выходит на поверхность, потому что иного часа уже не будет. В этот миг проявляет себя их истинная природа, которую я и пытаюсь понять. Нет учебника, который точно рассказал бы тебе, как охотятся маньяки, как они вообще появляются. Есть лишь несколько теорий, которые сами по себе не так уж плохи, но их недостаточно. А здесь – их обнаженные души, то, какими они были в момент, когда уже не нужно притворяться и можно снять все маски.

Леон никогда не был сентиментален. Брат даже упрекал его в лишней жестокости – и, может, был прав. Но даже ему становилось не по себе в этой комнате, наедине с последними признаниями тех, кто выглядел как люди, но вряд ли мог называться человеком.

А для Анны все было иначе. Она придумала эту комнату, создала все это и проводила внутри непонятно сколько времени.

– Зачем ты это делаешь?