Наследие Эдварда Гейна

22
18
20
22
24
26
28
30

– Если хочешь, давай разведемся, – спокойно сказал он.

Он не знал, насколько в тему его фраза, он давно уже перестал слушать монолог жены. Да и важно ли это на самом деле? Ничего нового Лидия ему не скажет, ее возмущения катились по кругу: ты спал с ней, ты лгал мне, я несчастна.

Она такого оборота явно не ожидала. Лидия застыла, разгневанная, шокированная, и она по-прежнему была прекрасна, но уже как произведение искусства, к которому Леон ничего не испытывал. На произведения искусства смотрят, ими восхищаются, однако мало кто хочет оказаться с картиной Пикассо в одной постели.

– Что? – только и смогла спросить она.

– Ты сегодня, наверное, раз двадцать сказала мне, что ты несчастна. Если так, то почему бы не развестись? Зачем терпеть все это?

– Значит, ты все-таки спишь с этой синей шлюхой?! Мальвина, блин, девочка с голубыми волосами!

Леон лишь досадливо поморщился: ну зачем приплетать к этому Анну? Зачем любой разговор и спор сводить к одному и тому же: его придуманным сексуальным похождениям.

Нет, как ни странно, мысль о разводе в его сознании была совершенно не связана с Анной Солари. Он не до конца разобрался, как относится к своей напарнице, а ее сегодняшние откровения и вовсе выбили его из колеи. Однако он твердо знал: всего этого было бы недостаточно, чтобы заставить его задуматься о разводе.

Мысль о браке с Лидией вдруг превратилась в мысль о несвободе, только и всего. Он устал быть обязанным, правильным и повинующимся чужим мечтам. Брат так долго твердил ему, что нарушение супружеской верности – худшее из зол, что эта мысль кислотным шрамом въелась в подсознание Леона. «Развод», «потерянная семья» – все это было его личными чудовищами, живущими под кроватью, его личными детскими страхами. Ведь в детстве психика настолько пластична, что в монстра можно превратить что угодно при должном умении, а у Димы такое умение было.

Но детство кончилось, и многое изменилось, просто раньше у Леона не было причин сомневаться в основах, а теперь они появились. Он уже привык терпеть собственное несчастье – настолько, что даже не замечал его. Однако если Лидия тоже страдает, то зачем тогда это все? Почему у них, двух взрослых людей, не хватает смелости признать, что они допустили ошибку, и принять ее последствия? Кого они боятся, чье мнение может быть важным для них?

Он еще не укрепился в решении о разводе, и мысль о потере семьи, «самого святого», пока казалась ему противоестественной. Но ящик Пандоры уже был открыт.

– Я ни с кем не сплю.

– Даже со своей женой, – язвительно заметила Лидия.

– Еще раз говорю: все, что тебя не устраивает, ты можешь исправить с другим человеком.

– То есть измениться обязательно должна я, ты – безгрешен?

– Я такого не говорил. Просто если ты не можешь ждать меня, если тебя не устраивает то, как мы живем, то зачем терпеть это? Терпеть собственную жизнь – ты только вдумайся в эти слова!

– Леон, я не узнаю тебя! – воскликнула она.

– А ты меня вообще когда-нибудь знала?

Лидия не была к такому готова. Она растерялась, она не представляла, как правильно реагировать, и наблюдать за ней было даже забавно. Его жена была неплохим стратегом, Леон всегда это знал. Жаль только, что ее стратегии ограничивались лишь социальными сетями и семейной жизнью.

– Так ты хочешь со мной развестись? – жалобно прошептала она. На ее небесных глазах блеснула пелена слез.