Не чужие

Матвей обиженно закусывает белыми зубками нижнюю пухлую губежку и отворачивается к окну, а мой взгляд, словно прикипает к рукам Евы, что так настойчиво утягивают за собой ее знакомого в подъезд.

Сын тихо всхлипывает, отчего я невольно морщусь. Моя жестокость к собственному ребенку никогда не будет оправдана — он не виноват, что стал моей неисправимой ошибкой, которую его непутевая мамаша не смогла решить вовремя.

— Матвей, прости, — трогаюсь с места. — Я плохой отец…

— Ты хороший, — вытерев слезы со своего личика, Матвей загадочно улыбается. — И ещё… классный! Меня этому слову Ева научила, — тяжело вздохнув, выруливаю со двора на главную дорогу.

Перед мысленным взором снова проносится картина, как Ева распахивает свои пухлые губы, чтобы поцеловать другого. Она даже не удосужилась дождаться, пока мы уедем. Жаль, я не видел лица ее ухажера, может быть понял, почему в очередной раз выбирают не меня.

Резко жму на педаль тормоза, чуть не влетая в Ауди, стоящую впереди нас на светофоре. Оборачиваюсь и смотрю на Матвея — он увлекся битвой резиновых динозавров, поэтому ничего и не почувствовал.

— Закажем пиццу, сын? — стараюсь, чтобы мой голос звучал более бодрее, чем мое внутреннее состояние.

— С хрустящей корочкой? — живо интересуется он.

— Да, как ты любишь, — получив искреннюю эмоцию радости, разворачиваюсь обратно, чтобы сконцентрировать все свое внимание на дороге во избежание непоправимого.

Виктория встречает нас на пороге квартиры, моментально включаясь в свою работу.

— Матвей, раздевайся. Ужин уже на столе, — пропустив смешок, решаю ее огорчить относительно домашней стряпни.

— Курьер с пиццей приедет через тридцать минут, — сняв куртку, нагибаюсь, чтобы развязать шнурки на своих ботинках.

— Но, как же… вы же сами… совершенно на вас не похоже… — лепечет пожилая женщина, явно не ожидавшая такого подвоха с моей стороны.

— Я вам плачу деньги и прошу выполнять то, что говорю, а остальное вас не касается, — прекращаю всякое негодование относительно собственного решения. — Буду у себя, надеюсь вы не будете отвлекать меня по пустякам.

— Хорошо, Давид Эдуардович, как скажете, — она уводит сына в его комнату, рассказывая по пути, чем будут заниматься этим вечером.

Виктория давно не обижается на мой скотский характер, понимая, что не от веселой жизни мне приходится находиться в статусе «отца одиночки». Моя благодарность ей выражается в отличной премии, перечисляемой на ее лицевой счет.

Войдя в свою спальню, щелкаю замком. Расстегиваю рубашку, сбрасывая ее на пол. Нет даже малейшего уважения к труду милой девушки, что убирает мой дом, и которую я трахаю, когда нет времени на поиски ночных приключений.

Избавившись от оставшейся одежды, захожу в душевую кабину. Включаю поток ледяной воды, затем горячий. Ни черта легче не становится. Удар.

Костяшки правой руки — сплошное месиво из крови и мелких крошек стекла. Капли алой жидкости тонкой струйкой стекают на кафельной покрытие, вниз.

На это можно смотреть бесконечно долго, но я так не могу. У меня есть весомые обязательства, о которых нельзя забывать. Во мне ещё есть светлая сторона моей души, которая не подверглась тотальному уничтожению от предательства любимого человека.