— Тебе было страшно?
— Я была в ужасе, — говорю я хриплым шепотом. Вздрагиваю, когда мимо проходят люди в темных плащах и масках. — Но он не причинял мне вреда, — вру я. Я никогда не забуду эту порку, когда я лежала у него на коленях в машине, и хотела бы я понять, почему мое тело нагревается при воспоминании об этом. — Он использовал меня только для того, чтобы выбраться из тюрьмы. Вот почему я так легко сбежала, — мой голос звучит немного глухо, когда я заканчиваю свой рассказ. — Я никогда не была частью его плана.
Когда вижу, что отец и Парсонс уходят в более уединенное место, я притворяюсь, что задыхаюсь, и это не очень трудно сделать.
— А теперь, если вы меня извините, я хочу немного перекусить.
Еда прямо на открытом дворе, куда направляется папа.
Страх собирается в моей груди. Вот тут-то и начинается пресловутое дерьмо. Мне нужно услышать, что эти двое скажут друг другу, когда они решат, что находятся в безопасности за своими масками и рядом с толпой людей. Мне нужно записать это для доказательства и выяснить, замешан ли кто-нибудь еще. Я дико оглядываюсь вокруг на одну короткую секунду, пытаясь поймать взгляд Константина, но его нигде нет.
Шумная группа молодых девушек, примерно студенческого возраста, встает передо мной. Я прячусь за ними. К счастью, цвет их платьев, мантий и масок похож на мой собственный. Я направляюсь прямо в толпу, пока не вижу их — моего отца и его друга, у бара, каждый с напитком в руке.
Еще день назад мне бы хотелось плакать, думая о том, что мой отец замешан во всем этом.
Но я увидела все изнутри.
Я знаю, что отец виновен.
Но Константин еще не до конца.
Небрежно отскакиваю в сторону, как раз в тот момент, когда один из людей Константина проходит мимо меня. Я удивленно смотрю на него, но он уже ушел.
Слева нет гирлянд, освещающих сад, только парочка людей, тихо разговаривающих друг с другом, но больше никого.
Мой телефон жужжит.
Я смотрю на экран и вижу сообщение от Константина.
Константин: Ты упрямая.
Константин: Когда один раз сказал девушке, что любишь ее…