Может быть, это потому, что впервые за такое долгое время… он на пороге свободы. Он освободится от оков, которые удерживали его. Освободится от обвинений ирландцев.
Я хочу, чтобы все это закончилось. Я хочу, чтобы все осталось позади.
Странно сидеть в помещении, похожем на конференц-зал, рядом со мной Константин, а вокруг нас его люди. Кто-то нажимает на кнопку, и голос моего отца звучит громко и отчетливо, вместе с голосом начальника полиции.
— Что случилось на складе? — спрашивает папа.
— Это был Рогов. Но неважно, мы снова перенесли продукт.
— Надо было просто убить его, — раздраженно говорит отец.
Холодок пробегает у меня по спине. Даже после всего, что я видела, не могу поверить, что папа обсуждает убийство таким же тоном, каким он инструктирует нашего садовника.
Челюсть Константина сжата. Он задумчиво проводит большим пальцем по моей ладони.
— Это ты хотел обвинительного приговора, — огрызается Парсонс в ответ. — Тебе пришлось устроить весь этот цирк с прессой, как обычно, блять.
— Из-за этого «цирка» меня переизбрали, — хладнокровно говорит отец. — Но он изжил себя. Больше никаких судебных разбирательств, прикажи своим офицерам убить на месте.
— Уже, — говорит Парсонс.
Я чувствую себя так, будто не в своем теле, будто я подвешена над комнатой, наблюдаю и слушаю как в тумане. Все это так сюрреалистично. Неделю назад я и представить себе не могла, что окажусь в таком положении. Этот человек был на моем дне рождения! Он принес мне открытку с фиолетовыми блестками. Боже, я была такой наивной.
— Отступят ли ирландцы, когда мы приструним Братву? — спрашивает отец.
— Они хотят отомстить. Я не думаю, что они верят в виновность Константина.
Наступает пауза, пока мой отец размышляет. Затем он говорит:
— Тогда нам придется найти козла отпущения.
— Ты имеешь в виду еще одного, — смеется Парсонс.
— Кого?
Настала очередь Парсонса сделать паузу.
— Его кузен, — говорит он наконец. — Он изжил свою полезность.