ЕСЛИ В ЖИЛАХ ЭНЦО ФЕРРАРИ И ТЕКЛА БЛАГОРОДНАЯ КРОВЬ, ТО ЛИБО ОН ОБ ЭТОМ НЕ ЗНАЛ, ЛИБО ПРЕДПОЧЕЛ СКРЫТЬ ЕЕ НАЛИЧИЕ ЗАГАДОЧНЫМ И СОВЕРШЕННО НЕСВОЙСТВЕННЫМ СЕБЕ СКРОМНЫМ МАНЕРОМ.
Прежде чем открыть собственный бизнес, Альфредо Феррари обучался ремеслу металлообработки и на протяжении ряда лет трудился старшим техническим руководителем в литейной Рицци в Модене. Его академическое прошлое неизвестно, но он был достаточно искушен и опытен, чтобы учителя, профессора местного университета, клерки и коллеги-инженеры принимали его в свою компанию, пока его сыновья Энцо и Альфредо росли и крепли.
Позже Феррари старательно поощрял мнение о том, что его отец был бедным работягой, с трудом зарабатывавшим на хлеб возведением грубых, примитивных построек и сооружений для Национальной железнодорожной системы Италии. Он писал о том, что делил вместе со своим братом Альфредо, который был на два года его старше, комнату над мастерской и каждое утро «их будил звон железных молотков»: «Мой отец, в подчинении которого находилось от 15 до 30 рабочих, в зависимости от объема работы, мастерил мостки и строил депо для государственной железной дороги, выступая одновременно в роли менеджера, дизайнера, продавца и машиниста на фирме».
Дом Феррари находился по адресу 264 Виа Камурри (теперь переименованной в Виа Паоло Феррари) на северной окраине города и примыкал к железнодорожным путям, служившим источником дохода для Promiata Officina Meccanica Alfredo Ferrari, как называлась компания. Это было длинное, узкое кирпичное здание, большую часть которого занимали машинные цеха, тогда как семья Альфредо обитала в довольно просторной и комфортабельной квартире наверху, куда можно было попасть, поднявшись по лестнице в западной части здания. Оно, кстати, до сих пор стоит на своем месте в глубине улицы в практически неизменном виде (дом N° 85), наглухо заколоченное и лишенное каких-либо табличек или отметок, указывающих на то, что этот дом — дом самого известного уроженца Модены. Альфредо Феррари едва ли можно было назвать богатым промышленником, но Энцо рассказывал о том, что бизнес отца обеспечил семью достаточными средствами, чтобы она могла позволить себе существенно больше скромного набора самых необходимых благ. К 1903 году они обзавелись автомобилем, дорогостоящим одноцилиндровым французским «De Dion-Bouton», который был одним из всего лишь двадцати семи частных автомобилей, зарегистрированных в Модене. Впоследствии гараж Феррари пополнили еще две машины, и семья стала с удовольствием пользоваться услугами шофера/механика. Кроме того, Энцо и его брат Альфредо (которого в семье все звали Дино) получили в свои руки настоящие произведения искусства — трехскоростные велосипеды FN, — а также голубятню: с птицами они соревновались в скорости. После того как юный Энцо осознал, что ему не хватает атлетических талантов, чтобы выиграть забег на стометровку по дорожке, которую он вместе с друзьями вымостил в широком переднем дворе семейного дома, он переключился на стрельбу; он говорил, что стал настоящим экспертом по части стрельбы по тарелкам и убийств крыс, шнырявших вдоль берега канала, протекавшего позади дома. Вдобавок в местном гимнастическом зале он брал уроки фехтования. Ничто из перечисленного — автомобили, велосипеды, многие часы беззаботных мальчишеских развлечений — не указывает на то, что в юности Энцо тонул в пучине бедности.
Более того, общее впечатление, которое складывается из рассказов Феррари и его странно-беспорядочных воспоминаний, таково, что детство и юность у него получились вполне веселыми и легкими. Феррари довелось пережить тяжелую утрату немецкого дога, который умер, подавившись осколком кости, но остальные события ранних лет его жизни едва ли можно назвать травмирующими: у него не было ни проблем со здоровьем, ни семейных разладов. Однако он признавался, что ненавидел школу. В то время как его брат Дино был примерным учеником, Энцо приносил домой довольно слабые оценки, получая от отца крепкого ремня — тот настаивал, чтобы Энцо получал техническое образование и впоследствии получил степень по инженерному делу. Феррари писал, что просто хотел быть «рабочим» и не более.
Будет резонно заключить, что Энцо рос в относительно нормальном итальянском доме, где папа Феррари выступал в роли беспрекословного деспота, требующего от своих детей уважения, а тихая мама Адальгиза раболепно пресмыкалась перед его авторитетом. Семья была священным понятием для итальянских мужчин поколения Феррари, впрочем, существовало оно в весьма широких рамках, определял которые исключительно сам мужчина: у него была полная свобода волочиться за дамами, тратить деньги по своему усмотрению и игнорировать догматы церкви, но при этом требовать строевой дисциплины и полного подчинения от детей и святой верности от жены. Он обожал своих детей, с женой же обращался как с почти что асексуальным помощником, который был спроектирован по лекалам самой идеальной женщины всех времен — его собственной матери. Матерей боготворили, жен терпели, а к другим женщинам относились как к объектам либо презрения, либо похоти, либо и того и другого. С точки зрения таких мужчин, как Феррари и его предки, женщины делились на две простые категории: непорочных, что рожали их на свет, и похотливых, распутных шлюх, из которых они выбирали себе любовниц и наложниц.
Идиотская политика двойных стандартов мужчин поколения Феррари (и их сыновей) породила такую одержимость сексом, которую невозможно встретить, пожалуй, ни у одного другого цивилизованного народа. К примеру, в Италии измена со стороны мужчины не влечет за собой наказания, если только не сопровождается скандальным поведением. Однако, если в неверности будет уличена женщина, ее могут заточить в тюрьму. Но для мужчины обладание более чем одной женщиной есть мерило его мужественности — вот так все просто. Это, конечно, порождает противоречия, неловкость и в конечном счете громадную неуверенность в себе. В своей весьма оригинальной работе, посвященной соотечественникам и озаглавленной
Разумеется, такой же образ мышления зарождался и в сознании молодого Энцо Феррари.
ОН ДОЛЖЕН БЫЛ СТАТЬ КЛАССИЧЕСКИМ ИТАЛЬЯНСКИМ МУЖЧИНОЙ: НАДМЕННЫМ, ДЕСПОТИЧНЫМ, ОДЕРЖИМЫМ СЕКСОМ И ЛЮБЯЩИМ РИСОВАТЬСЯ PADRONE,
который мало что требовал от самого себя и своих детей мужского пола, но при этом требовал всего от своих женщин, ожидая от них либо безупречного поведения в духе блаженной Мадонны, либо совершенно невзыскательного по отношению к ним самим поведения в постели.
До самого конца своей жизни Феррари не расставался с кандалами своих корней конца XIX — начала XX века.
Он научился общаться в вычурной манере старой Италии, всегда в общих чертах лести и презрения, никогда — напрямую, в особенности в тех вопросах, к которым можно подойти непрямым путем, не показывая никому своих истинных чувств.
Его первый контакт с миром автомобильных гонок случился 6 сентября 1908 года, когда отец взял его и брата Дино на гонку, проходившую под Болоньей. Ему было 10 лет, и вместе они отправились по Эмилиевой дороге в Болонью поглядеть на двух лучших пилотов в мире, Феличе Надзарро и Винченцо Лянчу, гнавших свои мощные «Fiat’ы» по длинной, плоской 53-километровой трассе, составленной из нескольких общественных дорог, проходивших вокруг города, была в их числе и сама Виа Эмилиа. Лянча к тому времени уже основал компанию, которая еще долго будет носить его имя, но пока продолжал выступать за команду «Fiat». В той гонке он установил рекорд круга в 135 километров в час и ловко управлялся со своим автомонстром на равнинах долины По, порой преодолевая отметку в 160 км в час, но победителем гонки стал Надзарро, чья средняя скорость составила чудовищные 119 км в час.
В следующем году юный Феррари прошел пешком больше трех километров по открытым фермерским участкам, чтобы посмотреть свою вторую в жизни гонку. Тот заезд не имел большой значимости, он проходил на Навичелло, прямом участке старой провинциальной автострады Модена-Феррара. Феррари вспоминал, как наблюдал за местными волонтерами из Автомобильной ассоциации Модены, окроплявшими водой из ведер грунтовое покрытие трассы, чтобы вслед проносящимся машинам не поднимались тучи пыли. Спортсмен-пилот по фамилии Де Дзара одержал тогда победу, показав среднюю скорость в 81 км в час. Феррари говорил: «Эти гонки казались мне невероятно волнующими».
Однако каких-либо доказательств того, что его страсть к автомобилям и гонкам затмила все прочие интересы его юности, нет. Он не утратил мальчишеского энтузиазма по отношению к местной моденской футбольной команде, и в какой-то момент, казалось, даже решил делать карьеру в спортивной журналистике. В 17-летнем возрасте он написал несколько заметок для влиятельной итальянской спортивной газеты
Много лет спустя Феррари признается, что мальчиком мечтал о трех карьерах: спортивного журналиста, оперного певца и автогонщика. По иронии судьбы, ни на одном из трех поприщ он не оставит значительного следа, хотя вполне вероятно, что именно его умение ловко обращаться со словами и высказывать спорные мнения по разным вопросам обеспечило ему такой успех у итальянской прессы. Что же до пения, то он открыто признавал, что начисто лишен музыкального слуха. Близкие никогда не слышали от него попыток спеть арию, даже после нескольких лишних бокалов «Ламбруско». Он с теплотой вспоминал обеды в маленькой столовой семейного дома в компании тенора по фамилии Буссетти, бывшего механика, певшего в хоре «Метрополитен-опера компани». Как-то раз Буссетти дал импровизированный послеобеденный концерт и сотряс маленькую комнатку, взяв такое высокое
И хотя Феррари воспитывали, как и практически всех остальных, в лоне римской католической церкви, он никогда не был религиозным человеком, а позже даже сокрушался: «Хотя я крещеный католик, я лишен дара веры и завидую тем, кто находит в ней спасение от своих бед и несчастий». Он писал, что нашел катехизис «отвратительным», и вспоминал, что старый приходской священник в Санта-Катерине открыто демонстрировал свое раздражение поведением Энцо по причине очевидной нехватки энтузиазма с его стороны. Он также признавался, что в первый и последний раз исповедовался в грехах в субботний день перед своим первым причастием — и это несмотря на то, что их с Дино годами водили в церковь, где они щеголяли своими одинаковыми синими матросками.
Воспоминания Феррари и другие свидетельства о его юности никоим образом не указывают на наличие у него каких-либо выдающихся талантов.
У НЕГО НЕ БЫЛО НИ БЛЕСТЯЩИХ КАЧЕСТВ НЕПРИЗНАННОГО ГЕНИЯ, НИ ДАЖЕ НАМЕКА НА ЛИДЕРСКИЕ И ОРГАНИЗАТОРСКИЕ ТАЛАНТЫ, КОТОРЫЕ РАСКРОЮТСЯ У НЕГО ПОЗЖЕ ПО ХОДУ ЖИЗНИ. ПЕРВЫЕ ДВАДЦАТЬ ЛЕТ СВОЕЙ ЖИЗНИ ЭНЦО ФЕРРАРИ БЫЛ ПРОСТЫМ ИТАЛЬЯНСКИМ МАЛЬЧИШКОЙ, КОТОРЫЙ ЛЮБИЛ ВЕЛОСИПЕДЫ, АВТОГОНКИ И ФУТБОЛ,
но которого медленно затягивало в кровавый водоворот, поглотивший Европу после того, как Гаврило Принцип сделал два своих пистолетных выстрела в Сараево утром 28 июня 1914 года.
ebooksa