Когда мы сели в машину, я буквально вырвал из ее руки злосчастную бумажку и выкинул в окно. Услышал ее задорный смех.
– У тебя какой-то пунктик на стариков? – поворачиваюсь и вижу, как улыбка сползает с ее лица.
– То есть ты не поверил, что ты был у меня единственным стариком…
– Ну при чем тут это?!
– А разве ты не намекнул на отчима?!
– Ну хватит, я же сказал, что верю!
– Тогда к чему эта глупая ревность?!
– Да потому что ему ты улыбалась, а мне ни разу за весь день! – тоже не остался я в долгу.
– Ну, может быть, потому что он не насиловал меня, называя это проверкой!
– Ох, поверь, детка, этот хрыч поимел тебя в таких позах, о которых я даже не слышал.
– Вот не надо судить всех по себе! Он очень милый старичок!
– Да ты издеваешься?! Ты специально меня доводишь?! – не выдерживаю и ору я, а эта коза вдруг смеется и ближе подсаживается, дыханием кофейным лицо опаляет. Блять. Я перевожу взгляд на кнопку для перегородки и уже тянусь к ней, но она бьет меня по руке.
– Просто хочу тебе доказать, что ты совсем не старик и вообще у меня на них не стоит.
– Я старше тебя на шестнадцать лет.
– Будь ты стариком, у тебя бы случился сердечный приступ, а ты ничего, – проводит она пальчиком по моей вздымающейся груди. – Держишься еще.
Я не выдерживаю, палец этот ее беру и ниже тяну, к члену, которому даже этот палец будет в радость, который уже поет оду, только чтобы его коснулись.
– Еле держусь, Полина.
Она провела этим самым пальчиком по бугру на штанах и, склонившись к ушку, ласково прошептала:
– Секса не будет.
И тут же отсела подальше.