Секс-босс по соседству

– Всего лишь, что некоторые свои порывы, слова и желания нужно сдерживать. Ложь, она, конечно, вещь неприятная, но порой очень полезная.

– Кому?

– Людям, Володя! Людям! Когда моя мама болела, я ей говорила, что она прекрасно выглядит, только чтобы сделать приятно! Иногда людям нужно слышать ложь, чтобы быть счастливее.

– Любая правда, как говно по весне, рано или поздно вылезает. И воняет так, что мама не горюй.

– Но пока не наступила эта самая весна, разве плохо насладиться зимой и белым покрывалом снега, которым это говно прикрыто? Я это все к тому, что нужно иногда врать, особенно детям. Особенно твоему сыну. И какой бы ни была твоя бывшая жена, она его мама. И не ты был рядом с ним все эти годы, а она. Не ты был примером, а она. И сейчас любое ее слово для него самое важное, а ты враг. А благодаря тебе и я.

Володя отворачивается, смотрит в другую сторону и молчит. Молчит до самого дома, пока мы выходим из машины, пока поднимаемся в лифте и как-то негласно готовим на ужин макароны с сыром и салат. Но после, уже когда мы собирались спать, он заговорил.

– Я никогда не хотел быть отцом, Полин. Ты знаешь, что мой биологический отец в тюрьме? Он тот еще ублюдок. Мать мою подставил, она чуть в тюрьму не угодила. Я даже не был у него ни разу. Какой из меня отец с такими генами?

– Мне кажется, немного поздно говорить такое, когда у тебя есть сын, который уже сам ходит и сам мыслит, пусть и под влиянием.

Он садится на кровать, и руками лицо трет.

– Я не умею с ним разговаривать. Я вообще с детьми не общался никогда. А он еще продукт воспитания моей бывшей, тоже не самой нормальной женщины.

– Ну, а кто в этом виноват, – чувствую щемящую грусть. За него. За себя. За мальчишку, который как неприкаянный просто хочет семьи. Как и любой ребенок. Как и любой человек. Я не могу смотреть на его сгорбленную спину и подлезаю вплотную. Обнимаю за шею и прижимаюсь щекой к горячей коже. – Да и нормальность – понятие весьма субъективное. Вот разве нас с тобой можно назвать нормальными? Мне вообще от тебя бежать нужно, а я словно специально нарываюсь на самую крупную неприятность в своей жизни.

Володя хмыкает, отводит левую руку в сторону и каким-то невообразимым образом затаскивает меня к себе на колени.

– Эта неприятность может стать приятностью, – трется он носом о мой, держит нежно, и вроде совсем не сексуально, но мне приятно и телу горячо, особенно внизу живота.

– Но для этого нужно постараться. И самое главное – не держать все в себе долго.

– Посмотрим. Я вряд ли смогу сразу измениться.

– А не надо меняться, Вов. Нужно просто понимать, что ты не один. Что есть люди, которые любят тебя, и которых любишь ты. И этих людей ставить во главе угла своей жизни, а не работу и собственную неуверенность в себе. Твой отец воспитывал тебя каких-то, сколько….

– Пять лет. Даже меньше.

– Ну вот. Твоим отцом был другой человек, и именно на него тебе нужно равняться. Разве он был плохим?

– Строгим, но справедливым.

– Ну вот. И тебе нужно быть таким же. Твой сын сегодня был не прав, но ты был в тысячу раз неправым. Тебе нужно помириться с ним. И дело не во мне. Мы можем даже не пересекаться. И ему вообще обо мне говорить не надо. Тебе самому это нужно.