– Мне тут ехать пять минут.
– Тогда подпишите пока приказы, чтобы потом не думать про это.
И как про это не думать…
Еще пару минут побыть с ней, ощутить запах ее сладкого шампуня. Ладно.
– Давай свои приказы, – иду за ней, оценивая, как смотрится сзади новый брючный костюм. Она чуть наклоняется, берет со стола бумаги и раскладывает передо мной, подавая ручку своими тонкими, длинными пальцами. И ноготки не длинные, но острые. Как надо…
Я беру ручку правой рукой, но понимаю, что сейчас вообще ни черта не подпишу. Ручка падает, и Полина, нахмурившись, наклоняется над ней. Потом вдруг смотрит на меня с жалостью.
– У вас Паркинсон?
– Что? – я даже не понимаю, о чем она. – Что это?
Она поджимает губы, уже внимательнее смотря на мою руку.
– Болезнь такая. Когда мозг перестает контролировать мышцы рук. Просто вы выронили ручку, и я подумала…
Полина отходит от меня на приличное расстояние и коротко кивает.
– Распишетесь потом, когда сможете.
И мне впервые стыдно за то, чем я занимался вчера три раза. Впервые стыдно перед кем-то помимо матери, словно Полина не догадалась, а увидела это своими глазами. Лучше бы поучаствовала, ей Богу.
– Хорошего дня, Владимир Прохорович.
– И вам, Куликова. И вам, – прощаюсь я и выхожу, возвращаюсь в лифт, чтобы спуститься на парковку к машине. А по дороге размышляю, а можно ли опуститься до шантажа собственного сотрудника, если надоело дрочить? Но ведь сначала нужно выяснить, чем можно ее шантажировать. И то, что она знает про подобную болезнь, наводит на определенные мысли.
– Кирилл, здорово. Как сам?
– Все огонь, только вы просто так не звоните, Владимир Прохорович.
– Не звоню, тут ты прав. Сможешь кое-что узнать?
– Думаю да, а можно немного больше информации?
– Куликова Полина Сергеевна. Очень близко знакома с болезнью Паркинсона. Скорее всего болеет кто-то из родных.