Кореев сразу узнал голос Матвеича.
Кинулся к нему и замер в его объятиях.
— Времени вадить нельзя, — зашептал Большерук. — Надевай-кась скорей…
Он снял с себя и накинул на Кореева широкий и длинный мужицкий армяк.
— Роста-то мы одного… Смекаешь… Шапку на… Да дай-кась я тебе бороду прицеплю… Из пакли я сделал, вчера всю ночь сидел… В темноте он не разберет.
Андрей Алексеевич понял, в чем дело.
Сердце его радостно забилось.
Но тотчас же его охватило беспокойство за участь Матвеича.
— А как же ты? Тебе ведь беда будет.
— Э, родненький! Я стар человек, пожил. Коли и казнят — не беда… Тебе еще жить надо, а мне…
— Почто я тебя губить стану? Я не пойду.
А сердце мучительно просило воли.
— Не пойдешь, так я сейчас сторожа придушу и все равно сгину ни за грош, — решительно промолвил старик.
Потом добавил:
— Андрон одвуконь ждет тебя за углом у твоего дома… А твоя казна — вот, возьми.
Он сунул ему кошель.
— Ах, Матвеич, родимый, за тебя боязно!
— Не бойся, соколик. Ну, иди с Богом!
Старик закрестил его.
— Скоро, что ли? А то и тебя здесь запру, — послышался окрик сторожа.