Пес украдкой показал язык и, с удовольствием встряхнувшись, прижался ко мне боком, требовательно склонив голову, дескать, почеши за ухом. Я покорно зарылась пальцами в густую шерсть.
– Нравится? – осведомился Пак.
– Симпатично, – откликнулась я. – Здесь мы будем драться?
– Точно не знаю, но нет, скорее всего. Более вероятно, тут Змей откроет поединок, проведет ритуал, по которому слово Избирателя станет законным и единственно верным лишь из уст выжившего, и потом отправит вас в чащу. Рассчитывай на то, что это будет типичная охота.
– Наверное, стоило взять лук…
– Лук – не единственное, чем можно завалить зверя на охоте. У тебя есть стилеты четырнадцатого века, детка.
– Спасибо, – ухмыльнулась я.
Не успел отзвук моего голоса растаять среди дубов, как вдали послышался рев и треск стволов. На поляну выехал джип с высокой посадкой и мощными шипастыми колесами. За рулем сидел Змей. Происходящее явно доставляло ему неизъяснимое наслаждение. Переднее место также занимал Изенгрин, чья кожа пожелтела, будто газетная бумага, а сзади развалилась Варвара – ее ноги в кожаных сапогах торчали из окна. Как только джип смолк, окончательно замерев, она ловко выскользнула из него и отряхнула чуть помявшееся толстое пальто с мехом по воротнику, доходящее ей до колен. К ее ремню был пристегнут меч в ножнах, за спиной висели лук и колчан, и, без сомнений, в рукавах ее одежды нашло пристанище множество козырей, обещающих стать причиной моей кончины.
Богине смерти нельзя умирать.
Тело Арлекин с чужой личностью в нем выглядело абсолютно иначе. Та Арлекин была рыжей бестией – глаза сверкали задором, весельем и служили маяками потерянным душам, она излучала свет; ее волосы путались, и если она расчесывала их, ничего не менялось; она улыбалась широко, обнажая зубы, и бурно жестикулировала. Вольный ветер, пропитанный солнцем, в человеческом обличье.
Спутать Варвару в нем с той Арлекин было невозможно. Передо мной стоял другой человек: со спокойными, с едва тлеющей в зрачках ненавистью глазами. Губы Варвары в теле Арлекин не растягивались в чистосердечной улыбке – лишь скалились в ядовитой ухмылке; вокруг нее клубилась ярость, и держалась она куда тверже, упрямее. Каждый шаг сопровождался звяканьем оружия, и она упивалась мелодией грядущей расправы.
– Распрямлять челку было лишним, – прокомментировала я, когда она приблизилась ко мне на расстояние нескольких шагов.
– О, действительно? – хихикнула она, и смена мимики резанула по сознанию. Что-то гадкое осело в области желудка. – А мне нравится. Эта девица не заботилась о своем теле, а я привела его в порядок. Поразительно, но она оказалась по-настоящему выносливой; ее плоть протянет по меньшей мере лет двадцать, а там я разберусь с новым сосудом. Может, я не стану калечить тебя и использую твою тушу. Ты же не против пару десятков лет полежать в холодильной камере? Ох, о чем это я, тебе же будет все равно!
– Не дели шкуру неубитого медведя.
– Что?
– Кто знает, вдруг это твоя шкура окажется в моем распоряжении?
– Ты меч правильно держать не умеешь, у тебя нет шансов.
Я только пожала плечами. Почему-то волнение прошло, как только Варвара захвасталась своими способностями.
Двери джипа хлопнули. На Изенгрина было горько смотреть: он едва передвигался и так и норовил свалиться в грязь. Лис нарочито громко поинтересовался:
– А чего это ты такой смурной нынче, Волчик?