– Доброе утро.
Она на цыпочках, словно боясь разбудить отца и брата, прокралась в помещение. Потопталась, судорожно сжимая тонкими длинными пальцами ткань ночной рубашки, и направилась к моей кровати. Я привстала на локтях и отодвинулась, уступая ей место. Она присела на самый край вполоборота ко мне.
– Как спалось? – спросила она тихо.
– Неплохо.
– Слышала, как мы пришли?
Такое трудно пропустить мимо ушей.
– Мельком, – соврала я.
Она набрала в легкие воздух, резко выдохнула, нервно передернув плечами:
– Вот и хорошо.
И замолчала. Просто уставилась на свои босые ноги с ногтями, покрытыми красным лаком, и застыла, не собираясь издавать ни звука. Около минуты я ничего не предпринимала. Единственное, что обрадовало – пока она была в прострации, я успела выключить звук у телефона, чтобы вибрации от капающих сообщений нас не потревожили.
Легкие покашливания не пробудили ее, поэтому я довольно громко, но так, чтобы эхо не долетело до родительской спальни, спросила:
– Тебе нужно что-то еще?
Она вздрогнула, удивленно осмотрела комнату, будто забыла, как тут оказалась:
– Прости, отключилась. Да, кое-что еще… Как бы это сказать…
– Просто скажи и все.
– Да, действительно… Ты… Как себя чувствуешь?
Эту простую фразу она выдавила с таким трудом, будто только что подняла на вершину горы огромный валун. Из горла непроизвольно вырвался сарказм:
– Ты это хотела спросить?
Мама кивнула.
– Сотрясение не сильное. Можешь считать, что со мной все в порядке и меня нет в доме. Занимайся своими делами и не беспокойся. Ой, подожди… Ты же обычно так и делаешь. Тем проще для тебя.