«Схожу к Тихону, может быть, уговорю его поехать, ведь Тихон Акунка член сельского Совета и грамотней меня».
Он натянул на ноги унты, надел меховой жилет и вышел на улицу.
Было темно и холодно. Над тайгой висели низкие тучи. Ветер мел поземку. Было похоже, что опять собирается пурга. Третьего дня пурга так бушевала, что на крышах упали железные трубы. Кое у кого повалило цзали — свайные амбарчики. Сегодня весь день было тихо, даже солнце немного выглянуло из-за облаков, а теперь вроде опять пуржить начинает.
Охваченный тревожными думами, Михаил Петрович шел медленно, покуривая трубочку. Когда завернул за угол, к радости своей увидел, что в доме Сидорова светится окошко. Значит, Николай Павлович еще не спит. Сидит, верно, за столом и проверяет тетрадки. Может быть, в этот момент перед ним тетрадка его, Намунки, — ведь третьего дня, после диктовки, учитель собирал у орочей тетрадки, сказал, что дома проверит их.
Михаил Петрович вспомнил, как учитель во время диктовки прохаживался между партами и, заметив, что Намунка вместо буквы «щ» написал «ц», сказал строго:
— В речи многие из вас «цокают», а писать надо правильно. Ну, давайте повторите за мной громко: «Мальчик вытащил из речки щуку».
Намунка откинул крышку парты, встал:
— Мальцик вытясцил из рецки сцуку!
— Опять не так, дорогой мой, — мягко сказал учитель и развел руками. — Почаще повторяйте эти слова…
Михаил Петрович подошел к дому Сидорова. Постоял с минуту за окном, потом слегка постучал.
Отодвинулась занавеска, и глаза Намунки встретились с глазами Николая Павловича.
Учитель побежал в сени.
— Что случилось, Михаил Петрович?
— Худо дело, сказать страшно…
— Кого-нибудь опять медведь в тайге задрал?
Вместо ответа тот протянул учителю телеграмму.
Николай Павлович быстро пробежал ее глазами и, к удивлению Намунки, весело заулыбался.
— Отлично, совсем не вижу худого.
Намунка спросил тихо, точно самого себя:
— Может, не ехать? Доклад делать — сколько читать-писать нужно!