Светлые воды Тыми

По своей форме туловище котика напоминает сигару. К одному ее концу как бы приставлена голова с небольшим ртом, крохотными, еле заметными ушами и крупными доверчивыми глазами; к другому концу — приделана пара черных лайковых перчаток с короткими пальцами. Это задние ласты, и служат они котику в воде рулем, а на суше — веером. Вторая пара ластов расположена по бокам туловища, примерно на одной трети длины его, и в воде заменяет весла, а на берегу — ноги.

Плавая и ныряя, котик вьется и изгибается во все стороны, как кусок резины. А двигаясь по земле, переставляет сначала передние ласты поочередно, одну после другой, а затем подбирает под себя задние оконечности туловища. Если это делается быстро, то котик движется прыжками, галопом и через каждые пятнадцать — двадцать прыжков, утомившись, садится отдыхать.

Считают, что мех у морских котиков черный. Это они только родятся черными, а через три-четыре месяца становятся серыми и до двух лет сохраняют эту расцветку.

Обречены на убой только двухлетние самцы, или «холостяки», еще не превратившиеся в секачей и не имеющие своих гаремов.

Всю зиму морские котики проводят у южных берегов Японии, и только весной, в начале или середине июня, когда уплывают прибрежные льды, звери начинают свой долгий путь к острову Тюленьему.

Первыми на разведку приходят на лежбище секачи. Огромные, тяжелые, мордастые, с выпуклыми лбами и длинными толстыми усами, торчащими книзу, они вылезают на берег, оглашая воздух громким ревом, на который сразу же откликаются кайры, и начинают захватывать на пляже участки для будущих гаремов.

Целый месяц сидят они в ожидании, ревниво охраняя захваченную территорию и не уступая ни пяди своей земли. Стоит какому-нибудь дерзкому секачу нарушить границы соседнего участка, как между самцами начинаются отчаянные драки не на жизнь, а на смерть, причем дерутся долго, иногда по нескольку часов, с перерывами на отдых, после чего разом вскакивают и снова начинают биться головами, ластами, клыками, нанося друг другу кровавые раны.

Подходит время, когда со дня на день должны появиться самки. Секачи покидают свои насиженные места, тащатся к морю. Здесь каждый секач старается захватить в свой гарем побольше самок, так что на берегу снова начинаются драки.

Между гаремами тоже лежат воображаемые границы, переступать которые никто не смеет.

Только безгаремные «холостяки» и полусекачи не участвуют в драках, потому что они еще не доросли до семейной жизни. Вылезая на пляж, они сбиваются в дружное стадо и занимают в стороне свободный участок для отдельного лежбища.

Говорят, что кайры рады котикам и шумными стаями летят им навстречу. Все лето бдительно охраняют они морских животных, и, если котикам грозит хоть малейшая опасность, кайры заранее предупреждают. Тысячами срываются они со скалы и с тревожным криком начинают низко кружиться над лежбищем. И котики очень доверяют крылатым сторожам, чутко прислушиваются к их сигналам...

Прогноз погоды не оправдался. Ни вчерашний красивый закат на горизонте, ни северный ветер не принесли ничего хорошего.

Утро выдалось хмурое, с обложными тучами во все небо, с холодным моросящим дождем.

Шабанов был в отчаянии от такой погоды, а зверобоям она как раз пришлась по душе, потому что они готовились к первому забою котиков. Оказывается, в пасмурный день котики почти не купаются в море, а все время тихо сидят на пляже, и тогда легче отбить от стада нужное количество «холостяков».

Когда мы по глубокой траншее незаметно приближались к лежбищу, котики еще спали, причем не только на самом пляже, но и на крутых выступах скал. Спали они безмятежно, в различных позах: и на боку, и на брюхе, и на спине ластами кверху, и просто сидя с откинутой назад головой.

Как мы ни старались соблюдать осторожность, сверху нас заметили кайры и подали сигнал тревоги. Котики стали просыпаться. Они зашевелились, задвигались, переползая друг через друга, и сразу смешались все границы между гаремами. Те, что лежали у самого моря, поспешно плюхнулись в воду. Но удивительно, что секачи, которым стоило столько усилий сбить свои гаремы, не тронулись с места и даже не пытались восстановить прежний порядок, а продолжали восседать на своих каменных тронах.

Стадо «холостяков» было на южной стороне острова, — туда и вела траншея. Вооружившись короткими тяжелыми палками, так называемыми «дрыгалками», мы шли, слегка пригибаясь, и переговаривались шепотом.

Только Шабанов не соблюдал никакой осторожности и через каждые пять минут высовывался по грудь из траншеи, нацеливался киноаппаратом на котиков.

Путь по траншее занял не больше получаса. Когда мы подошли к лежбищу «холостяков», бригадир подал знак, и мы сразу выскочили на бруствер, стали цепью вдоль берега, отрезав котикам путь к морю.

В это время в гостях у «холостяков» еще не было ни секачей, которые иногда посещают их, ни сеголеток, и это облегчало зверобоям работу. Размахивая дрыгалками, с криком и свистом мы окружили лежбище, стараясь повернуть котиков к загонной изгороди. Они, почуяв опасность, стали огрызаться. Но мы не думали отступать. Тогда звери испуганно попятились, заметались в разные стороны, ища какой-нибудь лазейки, чтобы прорваться в море, где человек совершенно бессилен справиться с ними.