Настоящие сказки Шарля Перро

ПОСВЯЩЕНИЕ МАДЕМУАЗЕЛЬ…

Я посвящаю вам, красавица моя,Терпенья этот образ строгий,Хоть никогда не думал я,Чтоб подражали вы ему, любя.По правде, это слишком много.Париж учтивостью манит,А женщины – пленять готовы,Их счастье нежит и хранит,Но нетерпение царитПовсюду крепкою основой,И больше нам нельзя терпетьИ от болезни этой новойПротивоядья не иметь.Столь нежный образец терпеньяЧто в сказочке моей жила,Везде была б на удивленье,В Париже – чудом бы была.Здесь дамы только пожелают,Всё им отдаст любви порыв;По правде, климат наш счастлив,В нём королевы обитают.И я признаюсь вам: наврядГризельда будет здесь любима,Пройдут читатели с усмешкой мимоДа над старинкой поострят,И не затем, чтобы дивилисьТерпенью дамы здесь, а потому, друзья,Что долгим опытом они того добились,Чтоб упражнялись в нём их добрые мужья.* * *У ног горы великой, древней,Где По рождается под сенью тростниковИ дремлют ближние деревниПод шум младенческих валов,Жил юный принц, храбрец измлада,Своей провинции услада.Все редкие черты, какими не всегда,Не каждого природа наделяет,Дала ему счастливая звезда,Сей дар – великим небо посылает.Исполнен доблести и телом, и душою,Могучий, статный принц воякой славным был,И, движим тайною по красоте тоскою,Он высоко художества ценил.Победы он любил на поле браниИ подвиги отваги почитал,Всё, чем истории гордится достоянье,Но больше он о том мечтал,Что славой доброю его страна помянетЗа счастье мирное, что он народу дал.Но сердце нашего герояКакой-то дух тревожный бередил,И не давал ему покоя,И тайной горестью точил.Всех женщин он обманщицами чтил,И не было такой на свете,Чья подлинная добродетельНе мнилась бы ему обманом,Притворством, хитростью, дурманом,Коварной жаждой – обольстить,Чтоб над мужчиною царить.К тому ж нередко ведь, случалось,Мужей, обманутых и жалких, видел онДобычею ревнивых жён,И подозреньем ненависть питалась,И много раз он клялся в том,Что если искушать его природа станетИ новая пред ним Лукреция предстанет,Он всё ж не женится никак и нипочём.Приходит утро. Принц делами позаймётся,Какие он определил,Он только ведь о том печётся,Чтоб подданный без горя жил.Немало вдов, сирот, замученных нуждою,Он милостиво выручал.Иль подать тяжкую, рождённую войною,Своим указом отменял.А там с делами распроститсяИ на охоту он помчится,Где вепрь могучий и медведьЕму не столько досаждают,Как те, кого он избегает, —Вы, девы, на кого заклялся он смотреть.А в это время те, кто счастием народаТак дальновидно дорожат,Всё время о наследнике твердят,А без того грозят ему лихой невзгодой.Являются они однажды во дворец,Чтоб своего добиться наконец.И вот оратор, важный, чинный,Красноречивейший хитрец,Заговорил, и в речи длиннойОн принцу строго указал:Наследник нужен нам для процветанья края,Чтоб принцев род не угасал,А как уж речь свою кончал,О новоявленной звезде сказал,Что, брак счастливый предрекая,Так блещет, как никто доселе не видал.Принц выслушал всё это терпеливоИ отвечал спокойно и учтиво:«Те чувства добрые, которые велиВас предложить мне бракосочетанье,Приятны мне и преданной любвиСчастливое знаменованье.Сердечно тронут ими яИ завтра же хотел бы вас послушать,Но осторожности я не хочу нарушить,А дело это таково, друзья.Взгляните: в сча́стливом семейном лонеНемало дев пред вами взоры склонят, —О, добродетель, доброта,Какая искренность и чистота!Но девушек судьба вершится, —Едва супружества венецДостигнут ими – и конец,Всё это мигом испарится.Недолго ей перемениться —Себя охота показать,Главой в семействе воцаритьсяИ на своём всегда стоять.Одна – насупится, тяжка ей жизни ноша,Неисправимая святоша,Кричит, бранится день-деньской.У той наряды да румяна,Кокетства, сплетни да романыИ новый рыцарь каждою весной.А эта – без ума влюбляется в искусства,Всё разрешает в двух словах,Тончайших авторов раскритикует в прах,А у самой ни вкуса нет, ни чувства.А та – ударится в игру, в распутство,Растратит деньги, всё, что есть, продаст,Едва последнюю рубашку не отдаст.То развлекаясь так, то этак сумасбродя,В конце концов одна и та же стать:Гулять повсюду на свободеДа бедным мужем помыкать.Итак, скажу я вам, хотите не хотите ль,Нельзя счастливым брак тот почитать,Где оба норовят главой семейства стать,И если нужен вам женатый повелитель,Ищите юной красотыБез гордости и суеты.Она должна быть терпелива,Послушлива и молчалива,Без прихотей и без пустой мечты,И я женюсь, коль вам найти такое диво!»Так кончил принц и, шпорами звеня,Вскочил немедля на коняИ в лес, как ветер, он помчался,Где стан охотничий его уж дожидался.Равниной скачет он – летят луга, поля;Вот наконец в тени дубравыПривет трубят охотников оравы,И зверь тревожится, рогам внемля́.Уж гончие пошли в угон нетерпеливо,И там и сям они мелькают через жниво.Борзые рвутся и снуют, —Огонь свирепый в алчных взорах, —Псарей здоровых волокут,Что крепко держат их на сворах.По долам, влажным от росы,Собаки чуют свежий след добычи;Принц знак даёт – и в свисте, лае, кличеУж за оленем мчатся псы.Трубят рога, несутся кони,И ржанье громкое погони,И лай ожесточённых псовПокой долин смутил, – и гомон дикийРазносит эхо, повторяя клики,И вот уже кругом стена лесов.Но тут наш принц – случайно иль судьбоюСвернул дорогою иною;Мечтой какой-то увлечён,Он одиноко отъезжает,И вот уж всё кругом стихает,Ни рога, ни собак не слышит больше он.Куда заехал он по странности влеченья?Блестит ручей в тенистом окруженье,Здесь тайным трепетом охвачен человек:Природы чистое виденьеТакой красой дари́т воображенье,Что принц благословил случайный свой побег,Исполнен нежною мечтою,Что нам дарят леса певучей тишиною.Внезапно, и душой и взором поражён,Он видит образ столь приятный,Красой украшен благодатной,Какого никогда ещё не видел он.Сидела юная пастушкаИ вышивала у ручья.Овец ленивая семьяБродила тихо по опушке,И быстро двигалась игла.Могла бы покорить она дух самый дикийСвоей лилейной белизной,Природной свежей чистотой,Что пряталась всегда в тени лесов великой.Дышали детской нежностью уста,И очи сквозь пушистые ресницыСияли – синева небес не так чиста,Не так блестят вечерние зарницы.В восторге принц из-за кустов глядит,И сердце замирает в упоенье.Но ветка под ногой хрустит, —Пастушка обернулась в изумленье.Увидела его. СмущеньеЕё объяло – вспыхнула вдруг всяИ стала так мила, что и сказать нельзя, —Такое дивное виденьеБыла красавица моя.Под этою стыдливостью прелестнойУвидел принц такую простоту,Невинность кроткую и чистоту,Какая до сих пор ему была безвестна.И вот она пред ним во всём своём цвету.Каким-то новым страхом поражённый,В смущенье трепетном идет к ней принцпленённыйИ голосом дрожащим говорит,Что от охоты он своей отбился,А к ней, быть может, доносилсяЗвук рога или топ копыт.«Нет, – говорит она, – никто не появлялсяЗдесь, в чаще этой, кроме вас,Но что тревожиться – ведь вечер чуть начался,К большой дороге выйдем мы сейчас». —«Моей счастливою судьбою, —Он говорит, – обязан я богам.Давно брожу я здесь по долам и лесам,Но ведать я не мог, сокровище какоеХранится здесь в угоду небесам».Она глядит и видит: наклонилсяГость к чистым водам ручейка,И черпает его рука —Должно быть, жаждой истомился.«Ах, обождите», – говоритОна ему и вот бежитК своей избушке, кружечку приносит,Приветливо ему её подноситИ ласковой улыбкою дарит.Сосуды видел он из яшмы и агата,Блестящим золотом покрытые богато,Что ревность мастера искусно создала;Но нет, не так мила краса их дорогая,Как эта кружечка простая,Которую ему пастушка принесла.И вот она ведёт его к дорогеЧерез овраг и склон пологий,По тропкам, через долы и лужки,Чрез заводи и ручейки.Идет она, а принц за ней шагает,Осматриваясь тщательно кругом,Ведь он мечтает уж о том,Чтоб вновь прийти сюда тайком,И все заметы примечает.Вот наконец в березнякеОни с пастушкой очутились,И на равнине вдалекеИз-за деревьев им открылисьЗлатые кровли на его дворце.Свою красотку покидая,Как будто бы из света в тьмуИдёт он, медленно ступая,И грусть щемит и сердце жмёт ему;Но память о лесном виденьеОтраду сладко в душу льёт.А утром он проснулся – и томленье,И смутная тоска его гнетёт.С утра торопится он на охоту снова,И уж нарочно в этот разОн поскакал дорогой новойИ ото всех уединясь,По чаще, долам и тропа́м уединённым,Что взором он запоминал влюблённым,Он ищет путь. Любовь ведёт его,Свои заметы там и тутОн узнаёт – и вот её приют, —Пастушки юной видит он жильё.Они одни с отцом здесь обитают,Её Гризельдой называют.И молоком овец живут они,А прялка и руно в руках девицыБез помощи его столицыДают одежды им свои.Чем дольше смотрит он, тем всё живеесладостьЕё очей, лица живая младостьИ сердца обольстительные сны,И красота, и голос звонкий,Как будто искоркою тонкой,Чутьём души озарены.От счастья сердце замирает —Так радует его нежданная любовь.И в тот же самый день он собираетСовет старейшин, речь им держит вновь.«Ну вот и я решил жениться,Как вы того желали. Но женуИз чужедальних стран себе я не возьму,В своём краю найду пригожую девицу,Обычай предков должен соблюдать.Однако я не стану торопитьсяИ выбор свой до свадьбы объявлять».Едва решенье принца услыхали,Обрадовались все, заликовали,Такой тут был восторг и пыл —Сказать нельзя: на улицах шумели,Плясали, обнимались, пели,А пуще всех оратор счастлив был.Он был уверен в самом деле,Что он один всё это совершил.«Поистине себе я выбрал путь неложный,Ведь с красноречьем и бороться невозможно»,—Так он себе довольный говорил.И было тут на что смотреть и подивиться,Как все красавицы столицыСтремились выбор принца заслужить.А принц не раз уже говаривал спокойно,Что только скромностью пристойнойОн тронут может быть.Что делать – стали тут наряды поскромнее,И голоса куда нежнее,Покашливают – личики бледны,На пол-локтя шиньоны победнее,Укрыты шейки, рукава длиннее,Ну разве пальцев кончики видны.А в городе кипит работа —Ведь недалёк уж свадьбы срок,Для всех искусников забота,Каретники давно уж сбились с ног.Такие чудные повозки,Уж так затейливы и хороши,На них повсюду злата блёстки,А краски ярки и свежи.Там, чтобы видеть всё без толкотни и давки, —Помосты, загородки, лавки,Тут – триумфальных арок ряд,Колонны золотом горятИ принца воинскую славу возглашают,Но и любви над ним победу прославляют.А там – средь зелени утаеныПотешные огни с их безобидным громом,И с шумом резвым и знакомымВот-вот на небеса гореть взлетят они.Блестят на площади огни,Танцоры носятся, готовя представленья,Все улицы музы́кою полны,А из Италии, на удивленье,Десятки нимф, богов понавезли.Приходит свадьбы долгожданныйДень, оживлённый и желанный.На небе ясном и живомЕдва лучи рассвета встрепенулисьВ сиянье злато-голубом, —Немедля впопыхах все девушки проснулись.И, любопытствуя, народ со всех сторон бежит.А там и сям гвардейцев легионРасставлен важно для порядка,Чтоб чинно было всё и гладко.А в замке принца музыка гремит —Рожок, и флейта, и гобой с фаготом,Да дробь по улицам трещит —Всем барабанщикам работа.Вот наконец и принц, друзьями окружён.Их крики радости встречают.На удивленье всем, неспешно онИз города спокойно выезжает,Так каждый день гуляет он.«Ну, – говорят в толпе, – опять, видали?..На травлю едет принц: на что ему полонЛюбовный – нет, брат, не загнали! Зря болтали!»И мчится принц путём своим:Поляны и поля, вот показались горы,Въезжает в темный бор, и свита едет с ним,В смущенье опуская взоры.Любимые места, вот милый лес и дол,И сердцу принцеву их узнавать приятно.Вот наконец и домик благодатный,Где он любовь свою нашёл.Молва о свадьбе всюду говорила,А у Гризельды сердце ныло,И, приодевшись, как могла,Она спешит скорей из своего приюта,И в эту самую минутуС порога своего сошла.«Куда бежите вы так торопливо? —Ей принц, встречая, говоритИ нежно на неё глядит.—Постойте-ка, моё лесное диво,Ведь свадебку мою играю я сейчас,А ей никак не быть без вас,Я вас люблю, вас выбрал я женоюИз тысячи красоток молодых,И проведёте вы всю жизнь свою со мною,Коль не отвергнете вы добрых слов моих!» —«Ах, – говорит она, – как я поверить смею,Чтоб мне такая честь! Шутить я не умею,А вам охота разогнать тоску». —«Нет, – отвечает он, – мы вас избрали.С отцом уж мы потолковали(А принц давно уже открылся старику),Иди, пастушка, к пастушку!И будем жить, как милые живали,Но чтобы мир меж нас в семействе был всегдаИ счастье было нашей долей,Клянитесь, что у вас не будет никогдаИной, чем мужней, воли». —«Я обещаю вам и буду в том верна:Когда простой пастух бы стал моим супругом,Его бы слушалась я только одного,А что же, если будет другомМне повелитель мой, – когоЕщё мне слушаться, как не его?»Так принц в любви своей открылся,И пышный двор ему рукоплескал.А чтобы всяк в его решенье убедился,Её принцессой обрядить он приказал.Спешат придворные, прислужницы-девицы,Бегут в избушку и, запыхавшись вконец,С искусством, коему нельзя не подивиться,Пастушку обряжают под венец.Пора кончать рукам проворным,Но любо посмотреть придворным,Как чисто в горнице у ней,Хоть и куда нельзя бедней.И деревенская избушка,Где под платанами жила моя пастушка,Им кажется жилищем фей.Вот наконец идёт принцессой настоящейОна в одежде пышной и блестящей,Несётся шум навстречу ей.Ладоши хлопают все громче да звончей.При этом шуме неуёмномБедняга-принц влюблённый наш вздохнул,Пастушку бедную перед жилищем скромнымОн, сожалея, вспомянул.Вот в колесницу из слоновой костиСпокойно поднимается она,И с нею гордый принц. Толпа поражена.Кругом теснятся свита, гости.Он с ней, ему навек Гризельда отдана.Вот счастие, друзья, а войны лучше бросьте!За ними двор. Всяк соблюдает чин,Порядка старшинства не минет ни один.Со всех сторон народ навстречу выбегает,Покрыв окрестные поля.Про выбор принца все уж знаютИ с нетерпеньем ждут, далёкий шум внемля́.Вот наконец – они. Через толпу густуюНе просто провести процессию такую.Повсюду крик и шум, толпятся стар и млад,А лошади дрожат, храпят,Бросаются, прядут ушами,И зря над ними хлопают бичами.Вот наконец они во храмВдвоём вошли, и цепью вечнойОбета верного ПредвечныйСоединил супругов там.Оттуда в замок поскорее,Где ждут весёлые затеи,Турниры, танцы и бега, и маскарад,Мелькают сотни лиц, смеются и шумят,А вечером бог Гименей пригожийВенчает сладостью супружеское ложе.Наутро полон новых двор гостей:То изо всех провинцийЯвились посланцы́ поздравить принца,От всех селений и от всех его людей.Среди придворных в пышном окруженьеГризельда и не чувствует смущенья,Как королева им кивнёт,Словечко бросит да и губки подожмёт.И так мила, и осторожна,И так приветлива, что кажется кругомОна, когда бы то возможно,Ещё милее нравом, чем лицом.Разумница моя, увидевши примеры,Переняла тончайшие манеры,И с первых дней смиренное дитяПринцессой сделалась шутя.И знатных дам своих средь пышности богатойОна ласкала как детей,Пасла их так же, как когда-тоСвоих овечек прежних дней.И года не прошло, что свадебку сыграли,Как родилось дитя у царственной четы,Но это не был сын, которого так ждали,А девочка чудесной красоты.Отец в восторге был. Ему она казаласьПрелестна и мила,И впрямь она былаТак хороша, что мать ей любоваласьИ просто оторваться не могла.Сама кормить она малютку захотела:«Ну как ей откажу, ведь лишь о том онаИ молит, просит у меня!А в этом отказать – ведь злое дело,И та, что может этого и вовсе не желать,Наполовину только мать».Тем временем наш принц иль охладилсяОт пыла первого любви,Иль в бешеной его кровиВсё тот же дух тревожный пробудился,Но он, как прежде, погрузилсяВ жестокие сомнения свои.Чему в жене он ни был бы свидетель,Не видит искренности в ней:Чиста уж слишком добродетель,Всё это – западня для простаков-мужей.И подозренье душу гложет,И верить он уже не может,И радостей любви страшится, —Во всём ему коварство мнится.Чтоб излечить болезнь души тоскливой,Подглядывает он, следит, готов смущатьЕё тревогой боязливой,А то надменностью спесивойЕй беспричинно докучать,Сомненьями в её натуре лживой.«Нельзя, – он говорит, – мне ум свой усыплять;Коль добродетель непорочна,То что бы с ней ни делал я нарочно,Она лишь крепче может стать».В своём дворце её он замыкаетПодальше от утех шумливого двора;Она одна в своих покоях пребывает,И белый свет чуть виден ей с утра.Уверенный, что украшенья,Наряды пышные полныДля женщины всегда значеньяИ ей без меры нравиться должны,Он строго требует обратноРубины, жемчуга и тысячи забав —Все, что когда-то, в нежности понятной,Он ей дарил, её супругом став.Она ж, чья жизнь не знает пятен,Кому один закон понятен —Свой долг супруги исполнять,Ему не хочет возражать.И видя, как он рад безмерно,Она сама довольна, – верно,Не меньше, чем когда пришлось их получать«Чтоб испытать, меня супруг мой мучит, —Так думает она, – и ясно вижу я,Что добродетель укреплять он учит,А в праздности душа истлела бы моя.И если даже он о том не помышляет,Одно должна я знать, что так судил господь,Чтобы душа могла соблазны побороть.О, сколь же тех судьба несчастна,Кто прихотью своих страстейИдёт дорогою опаснойПустых желаний, праздных дней.Создатель наш, не скоро суд творящий,Пускает их скользить над пропастью грозящейИ медлит их остановить.Но благостью своей великой и святоюМеня избрал он любящей рукою,Чтоб мне помочь и научить.Возлюбим же его благую строгость:Нельзя счастливой быть, не пострадав.Возлюбим отчую суровость,В своей любви он вечно прав».Принц видит доброе её повиновеньеПриказам сумрачным егоИ думает: «Её притворное терпеньеЕщё крепится, но не выдержит того,Когда направлю я мученьеНа то, что ей милей всего.К ребёнку своему, к принцессе нашей милойОна привязана с невыразимой силой:Вот в чем её я должен испытать,И подозрений гнёт постылыйТогда смогу я разогнать».А в это время мать кормилаДитя невинное своё,Та на её груди играла и шалила,Смеялась, глядя на неё.«Я вижу, – молвит он, – вы любите её,И всё же должен я отнять у вас малютку,Чтоб в нежном возрасте всемерно ограждатьОт вашей грубости ребёнка разум чуткий.Счастливая судьба дала мне отыскатьОсобу, что её способна воспитатьИ в добродетели, и в вежливости тонкой,Которые нужны ребёнку.Расстаньтесь с дочерью своей,Сейчас придут сюда за ней».И он уходит. Нету силы,Не так безжалостны глаза его,Чтоб видеть, как из рук еёЧужие вырвут плод привязанности милой.Она в слезах одна, как будто над могилой,Глядит в оцепенении немомИ ждёт несчастный миг, не помня ни о чём.Но лишь она посланца увидала,Вершителя жестокой казни сей,«Должна я слушаться,» – сказала,Малютку милую к груди своейОна последний раз прижала —И отвернулась поскорей…(А девочка ручонки тянет к ней.)Дитя у матери несчастнойОтнять – иль сердце вырвать ей —Что с этой пыткою ужаснойСравнится? Казни нет лютей.Вблизи от города обитель процветала,Известна с древности глухой,В уставе строгом там спасалось дев немалоПод взорами игуменьи святой.И вот туда, в уединенье,Скрывая девочки происхожденье,Её отправили, сказав вперёд,Что ждёт игуменью вознагражденье,Достойное её забот.А принц старается охотою забыться,От угрызений он не может излечиться.Вслед за жестокостью такойСупругу видеть он боится,Она страшна ему, как гордая тигрица,Лишённая тигрёнка злой рукой.Но он ошибся. С той же добротой,Всё так же ласково она его встречает,Всё с той же нежностью ему внимает,Как в дни любви минувшею порой.Он тронут, он горит живым волненьем,Душа наполнилась стыдом и сожаленьем,Но – ненадолго. День, другой —Он к ней идет с притворными слезами,Чтобы опять язвить жестокими речами,И говорит: «Склониться пред судьбойНам надобно – ребёнок умер твой».Удар ужасный этот поражаетЕё смертельно. Силы покидают.А принц? На нём лица нет. И, потрясена,К нему бросается она,О горе матери на миг позабывает,Ему помочь она должна.И этой беспримерной добротою,И этой дружбою супружеской живоюВнезапно принц обезоружен былИ подозрения жестокие забыл.И вспыхнуло в душе желаньеЕй тотчас правду рассказать,Но гордость желчного страданьяУста замкнула и заставила молчать:Ещё, быть может, эта тайнаПолезною окажется случайно.Но с той поры любовь опять вернулась к нимСо всеми ласками своими,И стали вновь гореть они огнем одним,Влюблёнными и молодыми.Пятнадцать раз в своих двенадцати домахУж солнце побывало, и в его лучахЖивут супруги наши нежно.А если иногда супруг мятежныйПомучает супругу вновь,То лишь затем, чтобы любовьНе засыпала безнадежно.Так, в кузнице своей работая, кузнецНа уголь брызгает водою,Чтоб, затихая под золою,Огонь не потухал вконец.А наша юная принцессаРастёт, отстаивая мессы;Сердечность нежной простотыОт милой матери в наследство ей досталась,А от отца к ней присоединялосьВеличье благородное. ЧертыТакие нравятся, а это ведь не малость,Тем более для юной красоты.Она повсюду как звезда блистает.И вот однажды некий кавалер,Красавец юный, доблести пример,Её в ограде замечает,И тотчас же любовь его воспламеняет.Инстинктом счастливым красавицам данаСпособность без самообманаНемедленно любви заметить рануВ тот самый миг, когда она нанесена.Итак, принцесса знала верно,Что любит он её безмерно,И, поупрямившись перед самой собой(А так должны всегда ведь поступать девицы),Успела и она влюбитьсяИ привязаться всей душой.Такому милому нельзя не подивиться:Он был красив, и храбр, и в предках именит,И перед принцем он сумел уж отличиться,И милостями тот его дари́т.Поэтому весьма доволен принц остался,Когда о сча́стливой любви дозналсяЛюбезной дочери своей.Но странное ему пришло желаньеЗаставить их купить блаженство жизни всейЦеной жестокого страданья.«Приятно будет видеть счастье их, —Так рассуждает он, – а всё жеПусть то, что им всего дороже,Не за бесценок им достанется. ТакихНе ценим мы вещей недорогих.А между тем жены терпеньеПроверю опытом таким,Что, может быть, мои сомненьяРассеет без следа, как дым».Но чтобы все её величие узнали,Чтоб кротость, доброту её в печалиЦенили все достойные сердца,Чтоб все признали наконецВ ней высшей благости венецИ восхваляли бы творца, —Велит он объявить, что, не имея сына,Подумать должен он о будущем страны,А так как он и дочери единойЛишился – брак такой не может бытьпричинойПрепятствовать ему искать другой жены.И он нашёл. Она – высокого рожденья,В монастыре воспитана была,Супругой он её берёт без промедленья,Чтобы она ему наследника дала.Вообразить себе возможно ль гореВлюбленных наших! С этой вестью вскореПриходит принц к жене: он должен ей сказать,Что здесь она не может оставатьсяИ надо им теперь расстаться,Чтоб крайнего несчастья избежать.О низости её происхожденьяНарод толкует, и ему по принужденьюСупругу новую дают.«Идите, – говорит, – назад в свою избушку,И вы опять оденетесь пастушкой,Одежду вам уже несут».Спокойно, как всегда, с безмолвнымпостоянствомПрощается она со всем своим убранством,И в тихой ясности её челаПечаль едва заметна лишь была.Всё теми же она пленительна чертами,Лишь очи кроткие наполнились слезами,Так иногда весной случается подчас —И дождь, и солнышко зараз.«Вы мой супруг, мой повелитель милый, —Так говорит она, почти теряя силы, —От ваших страшных слов душа горит в огне,Но я всегда вам говорила:Повиноваться вам всего дороже мне».К себе идет она в покои золотые,Наряды пышные свои снимает там,И ей уж приготовлены другиеОдежды – бедные, простые,Когда-то в них она бродила по лесам.Покорно, в бедном одеянье,Идёт она к нему и молит на прощанье:«Как из дворца от вас уйду,Когда прощенья мне не даст супруга строгость?Могу перенести и бедность, и убогость,Но гнева вашего снести я не могу.Когда бы знали вы, как милость сердце ценит, —Утехой будет мне она от вас вдали.А время вечно не изменитНи преданности, ни любви».Покорность тихая, души величьеПод этим рубищем простымТак принца тронули страданием своим,Что юная любовь в сияющем обличьеОпять возникла перед ним.И он, в невольном умиленье,Стараясь слёзы удержать,Едва не бросился в волненье —Её обнять.Но в этот миг могущественно, грозноЖеланье загорелось – твёрдым быть —И, торжествуя над любовью слёзной,Его заставило спокойно говорить:«Смиреньем вашим я доволен, но уж поздноО прошлом вспоминать. Счастливого пути,Ступайте, вам пора идти».Она идёт. За ней старик-отец шагает,Опять в одежде деревенской он,Глаза в слезах, и тяжко он страдает,Внезапным бедствием сражён.Она ему: «Идём в наш лес густой и дикий,Идём. Там отдохнём мы в тишине великой.Без сожаления покинем мы дворец,В избушке нашей нет ни роскоши, ни злата,Она одной невинностью богата,Но там – покой и мир. Вот – счастье наконец».Лесным безмолвием, спокойствием объята,Опять кудель берёт её рука,И вот она идёт на берег ручейка,Где принц нашёл её когда-то.Спокойно в душу льётся тишина,И об одном лишь молится она:«Пусть будет славным он, богатым исчастливым,Желанье пусть исполнится его».В горячем сердце, кротком, терпеливом, —Любовь, одна любовь и боле ничего.А принц, о ком она вздыхает,Её желая снова испытать,Однажды ей велит сказать,Что видеть он её желает.Гризельду встретил он спокойными словами:«Мне нужно, чтобы та, с кем я иду во храм,Кому я завтра жизнь отдам,Была довольна мной и вами,Мне так угодно. И я вас прошу о том,Чтоб вы мне помогли в желании моём.Пусть всё ей нравится, что мне по нраву,Сыграем свадьбу мы на славу,И пусть любовь мою увидят все кругом.Итак, устройте всё скорее,Покои уберите ейС богатством, с роскошью затеи,Да попышней, повеселей.И помнить я прошу всечасно, —Пусть это будет вам закон, —Что этой девушкой прекраснойЯ пылко увлечён.А чтобы вы могли судить о том доверье,С каким всегда я вас сужу,Я вам невесту покажу,Которой угодить должны вы в полной мере».На Левантийских высота́хНе так пленительна Аврора,Какой явилась в их очахПринцесса юная. И взорыЕдва Гризельда подняла,Как в глубине души та нежность расцвела,Что сердце матери питает.О прежнем счастии, о юности своейОна невольно вспоминаетИ мысленно про дочь свою гадает:«Ей было б столько ж лет, любимице моей.И, может быть, была б красавица – кто знает!»Так ей понравилась принцесса в этот миг,И так порыв её был пылок и велик,Что, лишь принцесса удалилась,Гризельда очи к принцу поднялаИ речь такую смело повела:«Вам, повелитель мой, я докучать решиласьНехитрой речью. Коль для вас открыласьС принцессой милою другая жизнь сейчас,Так знайте, что она, воспитана прилежно,Не сможет вынести своей душою нежнойТого, что вытерпела я от вас.Нужда и бедность закалилиМеня в смиренье с детских лет,Я выдержала всё, чему названья нет,И жалобы уста мои не приносили.Не приходилось горя ей терпеть,И если взаперти придётся ей сидеть, —Зачахнет и умрёт, я это верно знаю,И вас, мой принц, я заклинаюЕё ласкать, любить, жалеть». —«Подумайте о том, – ответил принц сурово, —Чтобы исполнить то, что я велел.Что может мне открыть такого,Чего не знал бы я, простой пастушки слово,И как судить ей мой удел?»Гризельда ничего не отвечала,И очи опустила, и ушла.А между тем гостей в столицу призывалаСтоустая молва.Принц во дворец их приглашает,И в пышном зале, что огниТоржеств ещё не озаряют,Речь слушают его они.«Надежды призрачной туманы —Как видимость – полны обмана,Примеров этому не счесть.Кто скажет, что моя невеста молодаяНесчастлива, корону ожидая?А на поверку так оно и есть.Скажите, кто из вас поверит,Что юный рыцарь сей, отважный весельчак,Турниров обожатель, скуки враг,На празднике моём грустит и лицемерит?А между тем всё это так.Поверить можно ли, что, если всё ликует,Гризельда видит – и не плачет, не тоскует,Ни жалоб нет у ней, ни грустного лица,И нет её терпению конца?И наконец скажу: ведь жизнь моя счастлива.Другую отыскать такую не смогли вы,Милее не найти избранницы моей.Но если б нас судьба навек связала с ней,То казни бы не выдумать ужаснейИ не было б меня несчастнейСреди несчастнейших людей.Загадка эта вам трудна и непонятна,Но разъяснить её вам будет мне приятно,И, разъяснив её, навек я истреблюВсе те несчастия, о коих говорю.Узнайте же, друзья, что милая девица,Которой будто бы пленился я душой,Мне дочь родная. И на ней женитьсяНе я, а рыцарь должен молодой.Он к ней привязан страстью чудной,Друг друга любят обоюдно.Узнайте, наконец, что живо тронут яСупруги кротостью примерной,Её покорностью безмерной.Ведь ревность недостойная мояЕё изгнала. Ныне обещаюЛюбовью преданной жестокость искупить,И одного лишь я желаю,Чтоб горести свои могла она забыть,И постараюсь я, раскаяньем объятый,Её желания предупреждатьСильней, чем я желал когда-тоЕё мученьями терзать.И пусть для всех времён легендой величавойЖивёт рассказ о ней, о твердости её,Пусть все узнают, как её венчаю славой,Великую любовь, сокровище моё!»Как тёмный облак набегает,Мрачнеют небеса,Идёт суровая гроза,И день, тускнея, замирает,Но вдруг зефир, смеясь, летит,Он тучи рвёт, и свет горит,И всё опять вокруг сверкает,И радостен природы вид,—Так здесь во всех очах, где тихо грусть дрожала,Веселье вспыхнуло и заиграло.Навстречу, словно радостным лучам,Принцесса дрогнула младая,Отца безвестного нежданно узнавая,И плача бросилась к его ногам.Целует принц её, подняв с колен, уводит,И к матери родной она с отцом подходит.А мать едва миг счастья не убил,Она почти что падает без сил.Так много лет её страданье гложет,И твёрдая душа еёСмиренно претерпела всё,А радость вынести не может.Едва могла она в объятья заключитьПотерянную дочь, рыданье грудь тревожит – Она лишь в силах слёзы лить.«Не надо плакать! Час настал отрады, —Ей молвит принц, – довольно горевать.Наденьте прежние блестящие наряды,Нам должно свадьбу дочери сыграть».И в храм ведут тотчас чету младую,Где обоюдный их обетСоединит сердца, связуяИх нежной верностью на много-много лет.Шумит столица, щит о щит стучит в турнире,И музыка вовсю гремит на пышном пире.Но даже там, где жизнь так весело-шумна,Все смотрят на Гризельду – вот она!Великая в своём терпенье,Всех вызывает восхищенье,Хвалами всех окружена.Все рады до того, что прославлять готовыКапризы принца, всем теперь яснаЕго премудрость – в искусе суровом.Предстала всем в сиянье новомГризельда – верная жена —Навек примером образцовым.

К господину ***, посылая ему «Гризельду»

Если бы я следовал всем различным пожеланиям, которые мне пришлось выслушать по поводу поэмы, которую я вам посылаю, от неё ничего бы не осталось, кроме сухого изложения остова сказки, и в таком случае мне лучше было бы к ней и не прикасаться, а оставить «Гризельду» в моих черновых записях, где она уже пролежала у меня много лет. Я прочёл её сначала двум своим друзьям.

– Зачем – сказал один из них, – так распространяться по поводу характера вашего героя? К чему нам знать, что он делал по утрам в своём совете, а ещё того меньше – как он развлекался после обеда? Это всё надо бы изъять.

– А по-моему, – сказал другой, – следует устранить игривый ответ, который дал принц своим подданным, убеждавшим его жениться. Это совершенно не к лицу серьёзному и важному принцу. Разрешите мне ещё, – продолжал он, – посоветовать вам убрать длинное описание вашей охоты. Какое всё это имеет отношение к сути дела? Поверьте, что это пустые и претенциозные украшения, которые обедняют вашу поэму, вместо того чтобы её обогащать. То же самое, – добавил он, – нужно сказать и о приготовлениях к свадьбе принца, всё это без толку и без пользы. Что до ваших дам, которые делают более низкие причёски, закрывают шею и удлиняют рукава, то это – холодная шутка, так же как и оратор ваш, который хвалит своё красноречие.

– А я бы ещё предложил, – подхватил тот, который говорил первым, – чтобы в поэме не было христианских рассуждений Гризельды, которая думает, что бог посылает ей испытание: это совершенно неуместное нравоучение. Далее, я просто не могу выносить бесчеловечные поступки вашего принца, они приводят меня в бешенство; я бы их выбросил. Правда, они входят в основу сюжета, но не всё ли равно? А ещё бы я исключил эпизод с молодым придворным, который появляется только для того, чтобы жениться на принцессе, – это слишком удлиняет вашу сказку.

– Но тогда, – ответил я ему, – моя сказка кончилась бы нескладно.

– Не знаю уж, как вам сказать, – сказал он, – а я всё-таки выбросил бы.

Через несколько дней после этого я прочёл поэму двум другим своим друзьям, и они ни одним словом не коснулись тех мест, о которых я только что говорил, но отметили целый ряд других.

– Я очень далёк от того, – сказал я им, – чтобы жаловаться на строгость вашей критики; напротив, я жалуюсь, что она недостаточно строга; вы не обратили внимания на множество подробностей, которые находят достойными самой суровой цензуры.

– Ну, например? – спросили они.

– Например, находят, – ответил я, – что описание характера принца слишком растянуто, что никому нет дела до того, что он делал утром, а ещё того меньше, что он делал после обеда.

– Над вами смеются, – заявили они в один голос, – заставляя выслушивать подобную критику.

– Порицают также, – продолжал я, – и ответ, который принц дал тем, кто торопил его с женитьбой, как слишком игривый и недостойный такого важного и серьёзного принца.

– Прекрасно, – перебил один из слушателей, – а что же неуместного, ежели молодой принц в Италии, стране, где привыкли слушать шутки от людей самых серьезных, воспитанных и достойных, развлекается тем, что говорит дурно о женщинах и о браке – предметах, которые всегда служат там мишенью для острот? Так или иначе, но я не имею ничего возразить против этого места, так же как и против оратора, который полагал, что это он разубедил принца, а так же и против причёсок, которые стали делать пониже, – ибо тем, кому не понравился игривый ответ принца, вероятно хотелось вырезать и эти места.

– Вы угадали, – сказал я. – А с другой стороны, те, кто не любит шуток, не могли также перенести христианских размышлений принцессы, которая думает, что бог посылает ей испытание; они находят, что такое нравоучение введено совсем некстати.

– Некстати? – подхватил другой. – Эти размышления не только вполне подходят к сюжету, но они ему совершенно необходимы. Вам нужно было показать, что терпение вашей героини вполне возможно; каким же ещё способом могли вы это сделать, как не заставив её думать, что дурное обращение супруга с нею есть дело руки господней? Без этого её можно было бы принять за самую глупую женщину, а это вряд ли произвело бы хорошее впечатление.

– Кроме того, – продолжал я, – порицают и эпизод с молодым придворным, который женится на юной принцессе.

– Это несправедливо, – ответил он, – ваше сочинение есть истинная поэма, хоть вы и называете её новеллой, и необходимо, чтобы всё было приведено в ясность с её окончанием. А если бы молодая принцесса вернулась обратно в монастырь, вместо того чтобы выйти замуж, как этого следовало ожидать, и она была бы недовольна, да и читатели вашей новеллы.

После этого разговора я решил оставить моё сочинение примерно в том виде, каким я прочёл его в Академии.[37] Одним словом, я счёл своим долгом исправить только то, что, как мне указали, было плохо само по себе, а в тех местах, которые ничем дурным не отличались кроме того, что они не пришлись по вкусу некоторым особам, быть может слишком уж требовательным, – то тут я не счёл нужным ничего поправлять.