Головоломка для практикантки,

– Нет, мы общались только с директором фонда – Данилиной Галиной Владимировной и с… как там его? – спросил у жены Котенков.

– С Ильей Андреевичем Додоновым, – ответила Александра Витальевна. – Он, насколько я поняла, как раз и заведует распределением средств фонда. Во всяком случае, – она пожала худеньким плечиком, – именно он подписал отказ, который нам выслали по почте.

– А с ним лично вы общались? – нахмурился Крячко.

– Мы его видели только в суде, где он был с адвокатом. Он и представлял в суде интересы фонда. Сама директор там даже не появлялась. Наверное, совесть замучила, – презрительно хмыкнул Котенков. – Побоялась прийти и посмотреть нам в глаза. Никакого Глеба Алексеевича мы в фонде не видели. Ни когда в офис к ним приходили и заявление с просьбой оказать помощь писали, ни когда в суде проводились разбирательства по делу.

– Может, совесть и замучила, может, и побоялась, – пробормотал, нахмурившись, Крячко. Он немного подумал и сказал: – Понимаете, какое дело… Кроме директора фонда, был убит еще и ее сын. Он тоже работал в фонде, и вполне возможно, что убит был не случайно. Все улики указывают на то, что и его мать, и его убили из одного и того же оружия. Нам нужно выяснить, нет ли тут связи с теми, кто, может быть, как и вы, был обманут фондом…

– Наверняка это какие-то внутренние разборки, – высказал предположение Котенков. – Деньги не поделили или еще что-то… Вы лучше внутреннее расследование проведите в этом фонде. Если этот Глеб Алексеевич тоже работал в нем, был, так сказать, при маме, то наверняка что-то у них нечисто было в самой организации.

– Да мы и не знаем никого, кто мог бы еще пострадать от фонда, – добавила Котенкова. – Мы когда в суд собирались подавать, пытались через соцсети найти еще кого-нибудь, кто, как мы, пострадал, но, – она пожала плечами, – никто так и не откликнулся. А слушания в суде были закрытыми.

– Ладно. – Крячко встал и, пожав супругам руки, стал прощался с ними: – Спасибо, что не отказались поговорить. Не буду вас больше беспокоить.

Он развернулся и совсем уж было собрался уходить, как Александра, взяв его за рукав, остановила и тихо произнесла:

– Знаете, а нам ее совсем даже не жалко, эту Данилину. Муж мой сгоряча, конечно же, тогда ляпнул, что доберется до нее. Но если честно, то будь моя воля, я бы ее сама своими руками…

Она заплакала, а муж при этом сердито посмотрел на Крячко и, обняв женщину, сказал:

– Не думаю, что кто-то после того, как потерял своего ребенка из-за этих… будет желать для них чего-то другого, кроме смерти. Но чтобы убить, нужно и самому иметь холодное сердце. Так что вряд ли кто-то из пострадавших, если они и есть, замарал о них руки. Всем нам и своего горя хватает.

Станислав вышел из полутемного подъезда на яркий солнечный свет, прищурился, немного постоял в раздумье и направился к машине. В кармане зазвонил телефон.

– Что, Лева, соскучился или что-то случилось? – угрюмо и не здороваясь спросил Крячко.

– И тебе хорошего дня, Станислав, – ответил Лев Иванович. – Отчего такой хмурый? Погода в Москве дождливая?

– Дождик бы не помешал. Но я сейчас в Пушкине. Беседовал с Котенковыми.

– Судя по твоему настроению, в этом направлении все глухо. Так?

– Именно так. А как у тебя двигаются дела?

– Дела идут, контора пишет, – съехидничал Гуров. – У меня тут возникла кое-какая мыслишка, которой я хотел бы поделиться с тобой.

– Делись, раз есть чем, – откликнулся Станислав. – У меня так и мыслишки-то, не говоря уже о версиях, все закончились. Пусто в голове, как…