Какую ни покажет ему работу Семён, всё сразу поймёт, и с третьего дня стал работать, как будто век шил. Работает без разгиба, ест мало; перемежится работа – молчит и всё вверх глядит. На улицу не ходит, не говорит лишнего, не шутит, не смеётся.
Только и видели раз, как он улыбнулся в первый вечер, когда ему баба ужинать собрала.
День ко дню, неделя к неделе, вскружился и год. Живёт Михайла по-прежнему у Семёна, работает. И прошла про Семёнова работника слава, что никто так чисто и крепко сапог не сошьёт, как Семёнов работник Михайла, и стали из округи к Семёну за сапогами ездить, и стал у Семёна достаток прибавляться.
Сидят раз по зиме Семён с Михайлой, работают, подъезжает к избе тройкой с колокольцами возок. Поглядели в окно: остановился возок против избы, соскочил молодец с облучка, отворил дверцу. Вылезает из возка в шубе барин. Вышел из возка, пошёл к Семёнову дому, вошёл на крыльцо. Выскочила Матрёна, распахнула дверь настежь. Нагнулся барин, вошёл в избу, выпрямился, чуть головой до потолка не достал, весь угол захватил.
Встал Семён, поклонился и дивуется на барина. И не видывал он людей таких. Сам Семён поджарый и Михайла худощавый, а Матрёна и вовсе как щепка сухая, а этот – как с другого света человек: морда красная, налитая, шея как у быка, весь как из чугуна вылит.
Отдулся барин, снял шубу, сел на лавку и говорит:
– Кто хозяин сапожник?
Вышел Семён, говорит:
– Я, ваше степенство.
Крикнул барин на своего малого:
– Эй, Федька, подай сюда товар. Вбежал малый, внёс узелок. Взял барин узел, положил на стол.
– Развяжи, – говорит. Развязал малый.
Ткнул барин пальцем товар сапожный и говорит Семёну:
– Ну, слушай же ты, сапожник. Видишь товар?
– Вижу, – говорит, – ваше благородие.
– Да ты понимаешь ли, какой это товар?
Пощупал Семён товар, говорит:
– Товар хороший.
– То-то хороший! Ты, дурак, ещё не видал товару такого. Товар немецкий, двадцать рублей плачен.
Заробел Семён, говорит: