Психопатология обыденной жизни. О сновидении

22
18
20
22
24
26
28
30

б) Понять, почему подлинное имя художника забылось, я сумел, лишь когда припомнил, о чем мы со спутником говорили ранее; тогда-то и стало ясно, что виной всему вторжение предшествующей темы в продолжение беседы. Непосредственно перед тем, как спросить попутчика, доводилось ли ему бывать в Орвието, я обсуждал с ним нравы и обычаи турок, проживающих в Боснии и Герцеговине. Я рассказывал со слов одного коллеги, лечившего этих людей, что для них привычно глубоко доверять врачам и покорно принимать удары судьбы. Если им говорят, что больной безнадежен, они обычно отвечают: «Господин (Herr), что тут скажешь? Будь возможно его спасти, ты бы спас, мы знаем». В этом рассказе прозвучали имена и названия – Босния, Герцеговина (Herzegowina), Herr, – которые поддаются включению в ассоциативную цепочку между именами Синьорелли[5], Боттичелли и Больтраффио.

в) Полагаю, именно размышления над нравами боснийских турок оказались способными нарушить дальнейший разговор, поскольку я отвлекся от этих размышлений прежде, чем успел додумать все до конца. Помнится, я хотел пересказать моему спутнику еще один случай, связанный в моей памяти с первым. Боснийские турки выше всего на свете ценят плотское наслаждение и потому, случись у них половое расстройство, впадают в отчаяние, которое выглядит поистине странным, если учесть их смиренное ожидание смерти. Один из пациентов моего коллеги сказал однажды: «Знаешь, Herr, если лишиться этого удовольствия, жизнь вообще бессмысленна». Повторю – я хотел было пересказать эту историю, но все-таки воздержался, не желая затрагивать в разговоре с посторонним такую тему. Тем самым получилось, что я отвлек собственное внимание от развития тех мыслей, которые были связаны со смертью и половым возбуждением. Кроме того, я находился тогда под впечатлением от известия, полученного несколькими неделями ранее, когда мне случилось ненадолго остановиться в тирольском местечке Трафои (Trafoi): мой пациент, на лечение которого я потратил много усилий, покончил с собой вследствие неисцелимой половой болезни. Я уверен, что по дороге в Герцеговину ни это печальное известие, ни его предыстория не всплывали в моей сознательной памяти. Однако звуковое сходство (Trafoi – Boltraffio) заставляет предположить, пусть мое внимание было намеренно направлено в другую сторону, что это воспоминание все же пришло ко мне в ходе беседы.

г) После всего сказанного уже невозможно рассматривать исчезновение из моей памяти имени Синьорелли как простую случайность. Я вынужден признать, что здесь проявил себя некий мотив. Это он побудил меня прервать рассказ о нравах турок и отгородиться от связанных с этим рассказом мыслей, как бы вычеркнуть из сознания все то, что касалось известия, полученного в Трафои. То есть я намеревался нечто позабыть – и вытеснил это нечто из памяти. Конечно, я хотел позабыть вовсе не имя художника из Орвието, а что-то другое, но этому другому удалось ассоциативно связаться с его именем, и мой волевой акт в итоге пропал впустую: я забыл кое-что против собственной воли, предполагая на самом деле забыть иное. Нежелание помнить относилось к одному воспоминанию, а неспособность вспомнить проявилась на другом. Разумеется, было бы проще, соотносись нежелание и неспособность с одним и тем же содержанием. Подставные имена, кстати сказать, перестали восприниматься столь произвольными, как изначально: они служили своего рода компромиссом, напоминая мне в равной степени о том, что я хотел вспомнить и что желал позабыть; они давали понять, что мое намерение позабыть нечто не увенчалось ни полным успехом, ни полной неудачей.

д) Поистине поразительна связь, что установилась между искомым именем и вытесненной темой смерти и плотского наслаждения, – связь, в которую включились и названия Босния, Герцеговина и Трафои. Ниже приводится схема, которую я составил в 1898 г. и которую воспроизведу здесь снова.

Имя Signorelli раскладывается как бы на две части. Последние два слога (-elli) воспроизводятся в точности в одном из подставных имен (Botticelli), а первые два подвергаются переводу с итальянского языка на немецкий (signor – Herr), устанавливают целый ряд сочетаний с тем словом, которое фигурировало в вытесненной теме (Herr, Herzegowina), но по этой причине выпадают из сознательного воспроизведения. Замена произошла так, будто случилось некое смещение вдоль по словосочетанию «Герцеговина и Босния», причем независимо от смысла этих слов и от звукового разграничения отдельных слогов. То есть названия механически разделились, как обычно поступают с картинками-загадками при составлении ребусов. В результате имя Синьорелли заменилось двумя другими без всякого участия сознательного ума. Поначалу не удается обнаружить никакой связи между именем Синьорелли и вытесненной темой, помимо совпадения одних и тех же слогов (точнее, сочетаний букв).

Быть может, не покажется преувеличением утверждение, что условия, принимаемые психологами за необходимые для воспроизведения и забывания, – те условия, которые психологи норовят выявлять в известных соотношениях и расположениях психических элементов, – вполне согласуются с приведенным выше объяснением. Мы лишь добавили к давно признанным факторам забывания мотив как условие для ряда случаев – и прояснили механизм неправильного припоминания. Что касается упомянутого расположения элементов, оно необходимо и в нашем случае, иначе то, что вытесняется, не могло бы вступать в ассоциативную связь с искомым именем и тем самым обрекать последнее на вытеснение. Пожалуй, какое-либо другое имя, более приспособленное, если угодно, для воспроизведения, могло бы избежать такого забвения. Ведь подавленный элемент постоянно стремится напомнить о себе, но преуспевает в этом лишь там, где имеются соответствующие благоприятные условия. С другой стороны, вытеснение возможно без функционального расстройства – или, как мы могли бы с полным правом сказать, без малейших симптомов.

Сводя воедино все те условия, при которых забываются и неправильно воспроизводятся имена, мы получим следующую картину: 1) определенное расположение духа и ума, благоприятное для забывания; 2) вытеснение, имевшее место недавно; 3) возможность установить внешнюю ассоциативную связь между соответствующим именем и вытесненным элементом. Думаю, нет нужды приписывать особое значение последнему условию, потому что ассоциативная связь обыкновенно устанавливается очень просто, и это происходит в большинстве случаев. Зато встает более важный вопрос, может ли внешняя ассоциация служить достаточным основанием для того, чтобы вытесненный элемент помешал воспроизведению искомого имени; не требуется ли здесь иная, более тесная связь между двумя темами? При поверхностном наблюдении велик соблазн пренебречь этим последним требованием, так как выглядит убедительным временное совпадение, не предполагающее внутренней связи. Впрочем, при более внимательном изучении все чаще оказывается, что связанные внешней ассоциацией элементы обладают и некоторой содержательной связью, что очевидно в нашем примере с именем Синьорелли.

* * *

Ценность тех выводов, к которым мы пришли в результате нашего анализа имени Синьорелли[6], зависит, конечно, от того, считать ли данный пример типическим или единичным. Лично мне кажется, что забывание и неправильное воспроизведение имен происходит очень и очень часто именно так, как было описано выше. Почти каждый раз, как мне выпадало наблюдать это явление на собственном опыте, я получал возможность объяснить его указанным способом, то есть как акт, мотивированный вытеснением. Приведу еще одно соображение, подтверждающее типический характер нашего наблюдения. Нет, на мой взгляд, никаких оснований проводить принципиальное различие между случаями забывания, когда отмечается неправильное воспроизведение имен, и простым забыванием, когда подставные имена на ум не приходят. В ряде случаев эти подставные имена всплывают самопроизвольно; в других случаях их можно вызвать сосредоточением внимания, и тогда они обнаруживают такую же связь с вытесненным элементом и искомым именем, как и при самопроизвольном появлении. Решающее значение здесь имеют, по-видимому, два фактора – упомянутое сосредоточение внимания и некое внутреннее состояние, обусловленное свойствами самого психического материала (возможно, это и есть расположенность, в которой возникает необходимая внешняя ассоциация между обоими элементами). Следовательно, немалое количество случаев простого забывания без подставных имен можно отнести к тому же разряду, для которого типичен пример с именем Синьорелли. Не стану утверждать, будто сюда могут быть причислены все случаи забывания имен: наверняка найдутся иные, более простые явления. Но, думаю, можно с достаточной осторожностью заявить, подводя итог наблюдениям, следующее: наряду с обыкновенным забыванием собственных имен встречаются случаи забывания мотивированного, когда мотивом выступает вытеснение.

Глава II

Забывание иностранных слов

Слова, обычно используемые в нашем родном языке, защищены, по-видимому, от забывания в условиях нормального употребления. Но совсем иначе, как известно, обстоит дело со словами иностранными. Предрасположенность к их забыванию очевидна для всех частей речи, а начальная ступень функционального расстройства проявляется в неравномерности нашей готовности обращаться к чужеземным словам – в зависимости от нашего общего состояния здоровья и от степени усталости. В ряде случаев забывание опирается на тот же механизм, который был раскрыт нами в примере с именем Синьорелли. Чтобы доказать это, я приведу анализ всего одного, зато крайне показательного случая, когда забыто было иностранное слово (не существительное) из латинской цитаты. Позволю себе изложить этот небольшой эпизод подробно и наглядно.

Прошлым летом я возобновил, путешествуя на вакациях, знакомство с одним молодым человеком, получившим университетское образование и прочитавшим, как я вскоре догадался, некоторые мои психологические работы. В разговоре мы коснулись – уже не вспомнить, почему – социального положения той народности (Volksstammes), к которой мы оба принадлежим; честолюбие побудило моего знакомого посетовать на то, что его поколение обречено, как он выразился, «хиреть», что ему не дано развивать свои таланты и удовлетворять свои потребности. Эту страстную речь он закончил известным стихом Вергилия – тем самым, в котором злосчастная Дидона завещает грядущим поколениям отомстить Энею: «Exoriare…» – и так далее[7]. Вернее, он хотел так закончить, но в точности цитату вспомнить не сумел – и попытался спрятать свой промах при помощи перестановки слов: «Exoriar(e)… nostris ex ossibus ultori». В конце же концов он с досадой сказал: «Пожалуйста, не смотрите столь насмешливо, будто вам доставляет удовольствие мое смущение. Лучше помогите мне. В строке явно чего-то не хватает. Как она, собственно, звучит в подлиннике?» – «Охотно помогу, – ответил я и процитировал латинский текст. – Exoriar(e) aliquis nostris ex ossibus ultori». – «Как глупо позабыть такое слово! – воскликнул он. – Впрочем, вы утверждаете, что мы ничего не забываем без причины. В высшей степени интересно было бы узнать, каким образом я, по-вашему, умудрился забыть это неопределенное местоимение aliquis».

Я с готовностью принял этот вызов, надеясь получить новый вклад в свою коллекцию. «Сейчас мы это узнаем, – сказал я. – Но должен попросить, чтобы вы сообщали, откровенно и не анализируя, все, что вам придет в голову, едва вы сосредоточите свое внимание на позабытом слове без какого-либо определенного намерения»[8]. – «Хорошо. Мне приходит в голову курьезная мысль расчленить слово следующим образом: а– и – liquis». – «Зачем?» – «Не знаю». – «Что вам приходит дальше на ум?» – «Дальше идет так: реликвии, ликвидация, жидкость, флюид… Дознались вы уже до чего-нибудь?» – «Нет, до этого далеко, продолжайте». – «Ладно. – Тут он язвительно усмехнулся. – Еще я думаю о Симоне Трентском, реликвии которого я видел два года тому назад в одной церкви в Тренте. Думаю об обвинении в кровавом навете[9], выдвигаемом как раз теперь против евреев, и о книге Кляйнпауля[10], который во всех этих мнимых жертвах усматривает новые воплощения, так сказать новые издания Христа». – «Эта мысль не совсем чужда той теме, которую мы с вами обсуждали, когда вы подзабыли латинское слово». – «Верно. Я думаю, далее, о статье в итальянской газете, которую я недавно читал. Помнится, она называлась “Что говорит святой Августин о женщинах?” Итак, что скажете?» – «Я жду». – «Ладно. Теперь будет нечто такое, что уже наверняка не имеет никакого отношения к нашей теме». – «Пожалуйста, воздержитесь от высказывания мнений». – «Да, я уже понял… Мне вспоминается один забавный старичок, с которым я познакомился на прошлой неделе. Настоящий оригинал. Похож на большую хищную птицу. Зовут его, если хотите знать, Бенедикт». – «Что ж, мы имеем, по крайней мере, сопоставление святых и отцов церкви: святой Симон, святой Августин, святой Бенедикт. Одного из отцов церкви, кажется, звали Ориген. Три имени дают детям и поныне, как и имя Пауль, которое входит составной частью в фамилию Кляйнпауля». – «Еще мне вспоминается святой Януарий и его чудо с кровью…[11] Вообще, впечатление такое, что все идет как-то уже механически!» – «Погодите. Святой Януарий и святой Августин оба связаны с календарем, это ясно. Однако напомните, в чем состояло чудо с кровью святого Януария?» – «Да вы наверняка знаете. В одной церкви в Неаполе хранится сосуд с кровью святого Януария, и в особый праздничный день в году эта кровь чудесным образом разжижается. Народ чрезвычайно дорожит этим чудом и приходит в сильное возбуждение, если оно почему-либо медлит случиться, как было однажды при французах[12]. Тогда командир – или, может, это был Гарибальди? – отвел в сторону священника, махнул рукой в сторону солдат, выстроенных на улице, и сказал – мол, он надеется, что чудо вскоре совершится. Так и вышло…» – «Что же дальше? Почему вы запнулись?» – «Теперь мне и вправду кое-что пришло на ум… Но это слишком личное и не подлежит огласке… К тому же я не вижу никакой связи и никакой надобности рассказывать об этом». – «О связи предоставьте судить мне. Я, конечно, не могу заставить вас рассказывать о неприятном, однако и вы тогда не требуйте от меня, чтобы я объяснил, каким образом вы забыли слово aliquis». – «Вот как? Значит, настаиваете? Хорошо, я внезапно подумал об одной даме, от которой вполне могу получить известие, очень неприятное для нас обоих». – «О том, что пропущены месячные?» – «Как вы смогли отгадать?» – «Это ничуть не трудно, вы меня достаточно подготовили. Смотрите сами – календарные святые, разжижение крови в определенный день в году, возмущение толпы, когда событие не происходит, недвусмысленная угроза, что чудо должно совершиться, не то… Вы сделали из чуда святого Януария прекрасный намек на нездоровье вашей знакомой». – «Сам того не ведая! По-вашему, из-за этого вот тревожного ожидания я был не в состоянии воспроизвести словечко aliquis?»

«Мне представляется это совершенно несомненным. Вспомните ваше желание расчленить слово a-liquis и дальнейшие ассоциации: реликвии, ликвидации, жидкость… Я мог бы еще добавить сюда святого Симона, принесенного в жертву ребенком; вы ведь подумали о нем, вспомнив о реликвиях…» – «Прошу, остановитесь. Не нужно принимать настолько всерьез эти мои мысли, пускай я ничего не придумывал. Наверное, стоит признаться, что дама, о которой идет речь, – итальянка; это в ее обществе я посетил Неаполь. Но разве это не может быть совпадением?» – «Можно ли объяснять все случайностью, решайте сами. Я лишь отмечу, что всякий подобный случай, подвергнутый анализу, приведет вас к столь же замечательным “случайностям”»[13].

* * *

Целый ряд причин заставляет меня высоко ценить этот краткий анализ, за который я искренне благодарен своему спутнику. Во-первых, я получил возможность воспользоваться источником сведений, к которому обычно не имею доступа. По большей части мне приходится добывать примеры нарушения психических функций в обыденной жизни через наблюдение за самим собой. Несравненно более богатый материал, доставляемый многими невротическими пациентами, я стараюсь оставлять в стороне во избежание возражений, что здесь все объясняется именно неврозами или их последствиями. Вот почему для моих целей особенно важными оказываются те случаи, когда посторонний человек в душевном здравии соглашается быть объектом подобного исследования. Приведенный анализ имеет и другое значение, ибо проливает свет на забвение слова без появления подставных слов и подтверждает установленный мною выше факт, что появление или отсутствие подставных слов не может обусловливать сущностные различия[14].

Но главная ценность примера aliquis заключается в другой особенности, отличающей его от случая с именем Синьорелли. Воспроизведение имени нарушалось воздействием цепочки размышлений, незадолго до того оборванной, но по своему содержанию не стоявшей ни в какой заметной связи с новой темой, заключавшей в себе имя Синьорелли. Между вытесненным элементом и темой забытого имени существовало лишь временное сходство, которого было достаточно для того, чтобы оба эти элемента связались один с другим посредством внешней ассоциации[15]. Напротив, в примере aliquis нет и следа подобного: самостоятельная вытесненная тема не занимает непосредственно перед случившимся сознательное мышление и не продолжает затем воздействовать в качестве расстраивающего фактора. Расстройство воспроизводства обусловлено природой самой темы – против выраженного в цитате пожелания выдвигается бессознательное возражение. Обстоятельства следует себе представлять следующим образом. Говоривший сожалеет по поводу того, что нынешнее поколение его соотечественников ограничено в правах; это новое поколение, предсказывает он вслед за Дидоной, отомстит притеснителям. Тем самым он высказывает пожелание о потомстве. В этот миг является противоречащая мысль: «Да полно! Неужели ты так горячо желаешь себе потомства? Это неправда. В каком затруднительном положении ты очутишься, если поступит весть, что тебе предстоит обзавестись потомством от известной тебе женщины! Нет, не надо потомства, при всей потребности в мщении». Это противоречие выражается тем же способом, что и в случае с именем Синьорелли: образуется внешняя ассоциация между каким-либо идеациональным (умственным. – Ред.) представлением и каким-нибудь элементом отвергнутого пожелания, причем произвольным, в высшей степени искусственным путем. Второй же существенный пункт сходства со случаем имени Синьорелли заключается в том, что противоречие опирается на вытесненные элементы и исходит от мыслей, которые могли бы отвлечь внимание.

На этом мы покончим с различиями и внутренним сходством обоих примеров забывания имен. Мы познакомились еще с одним механизмом забывания – нарушением хода мысли силой внутреннего противоречия, восходящего к вытеснению чего-либо. Это, на мой взгляд, понять проще, и с данным процессом мы неоднократно будем встречаться в дальнейшем изложении.

Глава III

Забывание имен и словосочетаний

Наблюдения, сходные с приведенными выше – по поводу забывания отдельных единиц в цепочке иностранных слов, – заставляют задуматься над объяснением забывания словосочетаний на родном языке: требуется ли тут существенно иное обоснование? Обыкновенно мы нисколько не удивляемся, когда заученная наизусть формула или стихотворение спустя некоторое время воспроизводятся неточно, с изменениями и пропусками. Впрочем, забывание не является равномерным и единообразным воздействием на целое, каким бы то ни было; наоборот, ему как будто подвергаются отдельные «куски» целого, и потому представляется полезным изучить также ошибочные случаи подобного рода.