Увидев командующего, полковник четко повернулся и доложил:
— Окруженцы, товарищ генерал. Вышли из-под Вязьмы. Разрешите действовать согласно приказу?
И, снова четко повернувшись и сделав два шага вперед, полковник приказал выступившему из толпы высокому, заросшему густой черной бородой человеку:
— Сдать оружие!
Несмелый ропот пронесся в толпе. Несколько человек медленно сняли немецкие автоматы.
— Они разгромили штаб эсэсовской дивизии и взорвали склад боеприпасов под Спас-Деменском. Вот документы и фотоаппарат. Они делали снимки, — доложил подошедший капитан.
Не отвечая капитану, командарм сурово глядел на чернобородого. На нем была изодранная шинель со следами засохшей глины на обрубленных снизу полах, левую часть лица от разорванного уха до красивого тонкого носа пересекал розовый шрам. Из-за широкого офицерского пояса торчали длинные деревянные ручки немецких гранат.
Заметив пристальный взгляд генерала, чернобородый отбросил палку, на которую опирался, и приблизился на положенные четыре шага.
— Коммунист Назаров, — представился он, вытянувшись и плотно прижимая руки к бедрам. Он не назвал своего звания, это можно было узнать по двум «шпалам» в его петлицах, и все поняли, что не звания и приказы, потерявшие силу в болотных топях и непроходимых лесах, а вот эта партийная принадлежность, о которой в первую очередь вспомнил майор Назаров, помогли им выстоять и победить.
Все так же стоя навытяжку, Назаров вынул из деревянной кобуры маузер и протянул полковнику рукояткой вперед. Под оттопырившейся шинелью на побуревшей гимнастерке рубиновой свежестью сверкнул орден Красного Знамени. Не говоря ни слова, командарм взял у полковника оружие и осторожно провел рукой по длинному тонкому стволу, побелевшему от времени. На магазинной коробке отчетливо проступала гравировка:
«Награжден по постановлению ВЦИК именным оружием за героизм и отвагу, проявленные в боях под Касторной».
Командарм подошел к Назарову и вложил маузер в треснувшую и скрепленную проволокой кобуру.
— Позаботьтесь о них, — приказал он полковнику и, согнувшись, полез в машину.
Чем ближе к Можайску, тем сильнее чувствовалось какое-то смутное беспокойство. Помятая «эмка» осторожно катилась вперед, пофыркивая на дорожные невзгоды. Бурый стог соломы на околице деревни еще больше подчеркивал обреченность земли. Ни одного человека не было видно вокруг. За деревней дорога стала забирать влево, сбоку потянулась старая березовая аллея, и сквозь дымную пелену показались шпили можайских соборов.
В это время над головой остервенело забарабанили пулеметные очереди. Командарм приказал остановить машину и, осторожно ступая, вышел на грязную кромку дороги. На голубом кусочке неба, исцарапанном пулеметными трассами, как в полынье, металась двукрылая «чайка», отбиваясь от наседавших «мессершмиттов». Один, делая крутые виражи и сверкая желтым брюхом, наседал на нее сверху, другой старался зайти в хвост.
Адъютант протянул бинокль, но командарм даже не заметил этого жеста. Ни на секунду не отрывая взгляда, он следил за воздушным боем, как будто бой этот решал судьбу всей армии. Огрызаясь пулеметами, «чайка» пыталась нырнуть в спасительные облака, и ей почти удалось это, но в последний момент двухсекундная очередь прошила ее хрупкое тело. Сгоряча «чайка» еще немного пролетела ровно, потом завалилась на крыло и, обливаясь огнем, пошла к земле. «Мессершмитты» не спеша прогулялись над ней и, сделав разворот, легли на обратный курс.
Командарм легонько вздохнул, показалось даже, что он как-то отрешенно махнул рукой, и пошел к машине. На окраине города он снова вышел и неторопливо зашагал по булыжной мостовой, такой старой, истертой и вытоптанной, что невольно приходило в голову, что по ней вот так же шли полки Кутузовской армии, оставляя Можайск.
Слева на бугре стояла небольшая церквушка, и около ее когда-то белой, а сейчас густо закамуфлированной стены прижался грузовик с четырьмя спаренными пулеметами «максим» над кабиной. Пулеметные ленты, поблескивая медными гильзами, свисали до самых бортов. В кузове стоял пулеметчик и разглядывал в бинокль небо. Небо было пустынным. Когда проходили мимо, Кабанову показалось, что командарм посмотрел на пулеметчика сердито и укоризненно.
Как и предполагалось, боеспособных частей в городе не было. Курсанты Московского военно-политического училища и шесть противотанковых батарей на западной окраине. Смогут ли они хотя бы на день задержать продвижение немецкого моторизованного корпуса?
Вот уже целый час командарм крупными шагами, закинув руки за спину, ходил из угла в угол в пустом зале клуба на втором этаже старого дома. Внизу под клубом была чайная, и там теперь кричали в телефоны офицеры штаба, тщетно разыскивая резервы. Кабанов допивал уже девятый стакан чая, а вверху все слышались скрип половиц и тяжелая поступь. О чем думал тогда этот сорокачетырехлетний генерал, у которого даже муштра царской армии не отбила любовь к военному делу и который, кончив две академии и став блестящим знатоком артиллерийского боя, вынужден был отдавать приказ об оставлении еще одного древнего русского города.
ebooksa