Затем, поднимаясь и концентрируя всеобщее внимание, он продолжал:
– Сейчас я спущусь вниз, в кухню, ненадолго. Пока я хожу, держите дверь запертой и сидите тихо, приберитесь в комнате, оставьте это (он указал на мое тело) там, где оно лежит. Ты, Стекпул, расставь мебель в комнате приблизительно так, как она стояла, когда ты пришел сюда. Ты, Тернер, разведи огонь посильнее. Подожди, не сейчас. – Он бросил взгляд на Пила, который начал нервно оттирать кровь с ножа обрывком газеты; и с этим таинственным замечанием судья скрылся за дверью.
Двое названных, казалось, несколько ошеломленные произошедшим, тихо занялись порученными им делами. Пил, который не мог отойти от стола, продолжал бросать на него взгляды и постоянно переставлял стулья, поправлял их, а потом собрал карты и другие остатки со стола и швырнул их в ярко пылавший огонь, в который Тернер быстро подкидывал свежие дрова.
Через несколько минут Бейкер вернулся, так же бесшумно, как и ушел, и, после того как осторожно закрыл дверь и приблизился к столу, собрал трех других вокруг себя и достал из-под полы пальто громоздкую и наскоро собранную пачку газет. Затем он развернул пачку; внутри лежали три больших кухонных ножа. Я видел, как Тернер весь побелел, как только идея Бейкера стала доходить до него. Теперь все поняли, что́ Бейкер имел в виду, когда посоветовал Пилу подождать с чисткой охотничьего ножа! По-видимому, этот план, который он задумал, часто применялся на практике. Тело – corpus delicti (состав преступления), так, полагаю, вы, люди закона, называете его – было крайне неудобным. По крайней мере, Бейкер ясно осознавал, что не должно быть никакого corpus delicti!
Он вел поспешный, на пониженных тонах, разговор с остальными; выслушав его, даже Пил отшатнулся. Я не буду передавать весь разговор вам. Вы и так уже отгадали, что Бейкер спланировал. В камине трещал огонь. Именно он являлся средством, которое уж точно не должно было оставить никакого corpus delicti в комнате, когда все уйдут. Без такого доказательства, как само тело убитого, не последовало бы, как вы, разумеется, понимаете, и никакого судебного преследования, ибо не было бы ни единого доказательства, что преступление вообще совершено. Я должен был просто «исчезнуть». Он предвидел все это и даже возможность, которую предоставлял камин для исполнения плана, – все сразу. Но пламя было хоть и большим, но все же недостаточно сильным, чтобы полностью поглотить человеческое тело. Вот чем объяснялось спешное и таинственное посещение кухни. Мужчины оглядывались друг на друга. Пил ощутимо дрожал, пот струился с лица Тернера. Стекпул казался неколебимым, но я успел заметить, как тряслась его рука, когда он потянулся за одним из огромных мясницких ножей, к тому же он был первым, кто отвернул голову, когда Бейкер, сам бледный и с каменным лицом, осторожно взялся за первую окоченевшую руку.
В ту ночь камин горел, как сегодня, – за полтора часа не осталось ничего от corpus delicti, за исключением зубов.
Бейкер, казалось, все продумал. Когда огонь уже изрядно прогорел, уничтожив половину того, что в него складывали по частям, он подбросил топлива и стал сжигать сердце, положив его на остатки костей, которые не сгорели с первого раза. В итоге все доказательства преступления были уничтожены. Как будто бы меня никогда и не существовало! Моя одежда, конечно же, тоже была сожжена. Когда эти четверо, уже измученные своими ордалиями, закончили процесс сожжения, они еще раз прибрались и расставили мебель в комнате. Множество газет, принесенных ими в карманах пальто, было использовано для очистки стола. Ножи, включая нож Пила, тщательно вычистили и вымыли, а воду, вылившуюся из раковины, полностью собрали. На ковре не осталось ни капли крови.
Мой немалый выигрыш, и чеки, и валюту – все, что у меня было, – эти жулики хладнокровно разделили между собой, и только в этот короткий отрезок времени они считали меня реальным. Затем возникла проблема распределения других вещей, мне принадлежавших. Это были часы, складной карманный нож и несколько старых брелоков, доставшихся мне от моего деда, которые я привык носить на цепочке в другом кармане, не в том, в котором я носил часы. Еще оставались мои запонки, булавка для галстука, два кольца и, наконец, мои зубы. Последние были отложены в сторону Бейкером, когда он осторожно перемешивал тлеющие угольки после первой части аутодафе.
В этой точке рассказа мистер Беллинджер остановился и в задумчивости поправил волосы на макушке своей выразительной рукой. Коллендеру удалось наконец разглядеть то, что он до этого не улавливал: у его гостя были необычайно длинные, тонкие руки, очень мускулистые. Это были руки художника, руки решительного и активного человека. Коллендер еще заметил, что указательные пальцы были почти такой же длины, как и средние.
Коллендер, не способный ответить на вполне естественный вопрос – кто же все-таки перед ним и почему этот человек излагает столь необычную историю так спокойно и убедительно, – с величайшим интересом рассматривал эти руки, говорившие о силе характера. Мистер Беллинджер тем временем продолжал рассказ:
– Затем они стали обсуждать, как бы избавиться от всех этих вещей. Сошлись на том, что раз уж нельзя их попросту сжечь, то нужно спрятать. Если бы я был одним из них, я бы непременно настоял на том, чтобы выбросить вещи в реку при первой же возможности. Один из них мог бы без малейшего подозрения и чрезвычайно легко вынести их из комнаты, в которой они находились, но этому простейшему плану не суждено было сбыться. Вероятно, их изобретательность иссякла после совершения ужасного дела, и они более всего желали в тот момент побыстрее отсюда выбраться. Поэтому они сумели только спрятать эти безделушки, а само место выбрано было случайно. Они воспользовались способом, который мне не нужно описывать, потому что я лучше вам все покажу.
Мистер Беллинджер поднялся и направился в угол комнаты, за ним последовал изумленный Коллендер. Беллинджер указал прямо в угол.
– Хотя сейчас я и выгляжу как живой, – заметил он, – вы, вероятно, понимаете, что все происходящее подчиняется действию строгих законов физики, в том числе я и мои силы. Я неспособен совершать какие-то реальные действия. Скорее всего, я лишился этой способности после того, как постучал в дверь, но как по-другому было оповестить вас о моем присутствии… Вы окажете мне большую любезность, если приподнимете ковер вот в этом месте.
Мистер Коллендер подхватил дрожащими пальцами угол ковра и потянул. Гвозди после нескольких сильных рывков поддались, и ковер стал отрываться от пола; внизу обнаружился большой кусок тяжелого олова, упиравшийся в старую крысиную нору.
– Не могли бы вы отодвинуть и металл, пожалуйста, – попросил мистер Беллинджер. Справиться с куском олова оказалось труднее, нежели с ковром, но мистер Коллендер, теперь вконец заинтригованный, довольно быстро справился и с ним, хотя и ценой двух сломанных лезвий карманного ножа. Следуя дальнейшим распоряжениям Беллинджера, отдаваемым с помощью жестов, он обнаружил и извлек сверток, который, как оказалось, был сделан из подкладки кармана брюк. Ткань обветшала и разваливалась, мистер Коллендер аккуратно положил ее на стол. Затем, развернув сверток, он обнаружил те самые вещи, которые назвал Беллинджер. Круглые запонки лежали с краю, и в тот момент, когда они оказались у него в руках, он посмотрел на запястье господина Беллинджера. Тот улыбнулся и сорвал свои запонки, и Коллендер снова обратил внимание на его особенность – длинные, мускулистые пальцы особенно выделялись сейчас, в ярком свете электрической лампы. Обе пары запонок были абсолютно одинаковыми.
– Возможно, вы будете так любезны и примете эти вещи от меня в подарок, собрав всю коллекцию, – предложил Беллинджер. Затем добавил, потому что Коллендер, как это ему было свойственно, сомневался: – Возьмите их, дорогой, возьмите их без колебаний. Они мои, и я отдаю их вам!
Коллендер подошел к платяному шкафу, где висела его одежда, и положил сверток в карман пиджака. Когда он вернулся к камину, его гость снова сидел на своем месте.
– Надеюсь, – сказал он, – что, несмотря на исключительность – я бы даже сказал, странность – моего рассказа и в особенности того утверждения, с которого я решил его начать, вы все же мне доверяете. Редко можно столкнуться с изложением тех событий, о которых я поведал вам, не так ли? К тому же далеко не каждый, а только, с позволения сказать, избранный сможет вынести пространную беседу с человеком, который вот уже шестнадцать лет как мертв.
Моя цель, возможно, уже предстала перед вами во всей своей простоте. Эти люди избежали всех последствий своего злодеяния. Они – думаю, вы не будете этого отрицать – просто четверо отъявленных негодяев. Они на свободе, они занимают ответственные, важные посты, они солидны, им доверяют. Вы – юрист, человек высокопрофессиональный и просто честный. Посему позвольте спросить, предпримете ли вы какие-либо меры, чтобы установить справедливость? Вы, должно быть, способны повторить основные моменты моего рассказа. У вас даже есть доказательства в виде тех вещей, которые сейчас лежат в вашем кармане. Факт моего исчезновения известен. В то время было много шума вокруг этой истории, но ее так никто и не объяснил. Существует книга регистрации в отеле, которая доказывает, что я был здесь в тот день, и будет не сложно доказать, что эти мужчины были со мной в одной компании. Но прежде всего я смею надеяться, что для вынесения обвинительного приговора хватит простого пересказа моей истории в присутствии этих четверых, должным образом вызванных в суд. Просто повторите все, что я рассказал вам; это подтвердило бы их вину и удовлетворило бы любого судью или присяжных. Они стали бы просить о помиловании и унижаться в подлом суеверном страхе задолго до того, как вы закончили бы свое описание. Или же троим из них можно было бы организовать очную ставку, сообщив, что четвертый уже сознался. Возьметесь ли вы за исправление этой мучительной несправедливости, мистер Коллендер, и тем самым даруете успокоение моему праху? Ваша профессиональная обязанность, состоящая в поддержании справедливости и расследовании правонарушений, в сочетании с вашим характером должны заставить вас согласиться.
– Я сделаю это, обещаю от всего сердца, – ответил Коллендер, протягивая свою руку. Но, до того как его собеседник успел пожать ее, вновь раздался стук в дверь гостиничной комнаты. Немного испуганный, Коллендер подошел к двери и распахнул ее. Служащий гостиницы напомнил ему, что он просил постучаться к нему, и как раз настал указанный час. Мистер Коллендер поблагодарил служащего, подал ему чаевые, а когда вновь обернулся, то обнаружил, что находится в комнате один.