– Вы выпили слишком много кольюрского вина, – сказал я ему. – Я вас предупреждал.
– Да, это возможно. Но случилась вещь более ужасная…
Его голос прервался. Мне показалось, что он совсем пьян.
– Вы помните мое кольцо? – продолжал он после небольшого молчания.
– Ну конечно! Его украли?
– Нет.
– Значит, оно у вас?
– Нет… я… я не мог снять его с пальца этой чертовки Венеры.
– Да будет вам! Вы просто недостаточно сильно потянули.
– Я старался изо всех сил… Но Венера… согнула палец.
Он пристально посмотрел на меня растерянным взглядом, ухватившись за шпингалет, чтобы не упасть.
– Что за басни! – воскликнул я. – Вы слишком глубоко на-двинули его на палец. Завтра вы снимете его клещами. Только не повредите статую.
– Да нет же, говорят вам! Палец Венеры изменил положение; она сжала руку, понимаете?.. Выходит, что она моя жена, раз я надел ей кольцо… Она не хочет его возвращать.
Я вздрогнул, и по спине моей пробежали мурашки. Но тут он испустил глубокий вздох, и на меня пахнуло вином. Мое волнение сразу рассеялось. «Бездельник вдребезги пьян», – подумал я.
– Вы, сударь, антикварий, – продолжал он жалобным тоном, – вы хорошо знаете эти статуи… Может быть, там есть какая-нибудь пружинка или секрет, неизвестный мне… Пойдемте посмотрим!
– Охотно, – ответил я. – Пойдемте вместе.
– Нет, лучше пойдите вы один.
Я вышел из гостиной.
Покуда мы ужинали, погода испортилась, и пошел сильный дождь. Я уже хотел попросить зонтик, но следующее соображение удержало меня. «Глупо идти проверять россказни пьяницы, – сказал я себе. – В конце концов, он просто хотел надо мной подшутить, чтобы позабавить своих недалеких земляков. Наименьшее, что мне грозит, – это промокнуть до костей и схватить насморк».
Я поглядел с порога на статую, по которой струилась вода, и прошел к себе в комнату, не заходя в гостиную. Я лег в постель, но долго не мог заснуть. Все виденное мною за день не выходило у меня из головы. Я думал о молодой девушке, такой прекрасной и чистой, отданной этому грубому пьянице. «Какая отвратительная вещь, – говорил я себе, – брак по расчету! Мэр надевает трехцветную перевязь, священник – епитрахиль, и вот достойнейшая в мире девушка отдана Минотавру. Что могут два существа, не связанные любовью, сказать друг другу в минуту, за которую двое любящих отдали бы жизнь? Может ли женщина полюбить мужчину, который однажды был груб с ней? Первые впечатления никогда не изглаживаются, и я уверен, что Альфонс заслужит ненависть своей жены…»