– Прекрасный старый лес, – заметил я, – красивей в Ирландии я не встречал.
– Э, ваша честь, что сейчас, вот раньше тут был лес. Когда мой отец еще пешком под стол ходил, все окрестные горы были покрыты лесами, а самым громадным был лес Мурроа. Больше всего росло дубов; их вырубили, и горы стали гладкими, как дорога. Ничего не осталось, что могло бы сравниться с прежними деревьями. Каким путем ваша честь изволили сюда прибыть – из Лимерика?
– Нет. Из Киллало.
– А, значит, вы проезжали там, где когда-то рос лес Мурроа. Вы побывали под Лиснаваурой – это крутой холм с круглой вершиной, в миле или около того от деревни. Лес Мурроа был оттуда неподалеку, как раз там сэр Доминик Сарзфилд впервые встретился с дьяволом – Господи упаси нас от всякого зла, – и это был недобрый день для сэра Доминика и для Сарзфилдов.
Меня заинтересовали приключения, сценой которых была столь очаровавшая меня местность. Мой новый знакомец, маленький горбун, не заставил себя долго упрашивать и, когда мы вновь уселись, рассказал вот что:
– Это было прекрасное имение, когда оно досталось по наследству сэру Доминику, и он закатил пир горой, музыкантов собрали чуть ли не со всей округи, привечали всякого, кто бы ни пришел. Хорошее вино лилось рекой, самогона было – хоть купайся, а для мальчишек с девчонками и стариков вроде меня – целое море пива и сидра. Праздник затянулся чуть ли не на месяц, пока не испортилась погода и не раскисла от дождя лужайка, где танцевали джигу, да и ярмарка в Аллибалли – Келлудин была уже на носу, вот и пришлось всем забыть о веселье и подумать о своих свинках.
Всем, но не сэру Доминику – он еще только начал веселиться. Каких только способов избавиться от денег и от имения он не перепробовал: пьянки, кости, бега, карты и все такое прочее. Совсем немного лет прошло, и имение оказалось в долгах, а сэр Доминик совсем обнищал. Пока можно было, он не показывал виду, а потом продал собак и бо́льшую часть лошадей и объявил, что отправляется путешествовать во Францию и еще куда-то, так что он на время пропал и года два или три от него не было ни слуху ни духу. И вот наконец как-то ночью нежданно-негаданно кто-то постучал в окно большой кухни. Шел уже одиннадцатый час, и старый Коннор Хэнлон, дворецкий, мой дед, сидел один-одинешенек у очага и грел себе ноги. Той ночью вдоль горной гряды дул пронзительный холодный ветер, он свистел в кронах деревьев и уныло завывал в трубах. – Рассказчик бросил взгляд на ближайшую видимую с его места дымовую трубу. – Поэтому мой дед вначале не понял, что значит этот стук, встал и глянул в окно – и узнал хозяина.
Дед был рад видеть хозяина живым и здоровым, ведь от него уже долгое время не приходило никаких известий, но все же горько было думать, что имение уже не такое, как прежде, что за домом следят только двое – сам дед и Джагги Броудрик, – да один человек служит на конюшне, и что хозяин вернулся вот так, на своих двоих.
Сэр Доминик пожал Кону руку и говорит:
«Я пришел кое-что тебе сказать. Дика с лошадью я оставил на конюшне – быть может, он мне еще понадобится до утра, а может, и вовсе не понадобится».
С этими словами он вошел в большую кухню, придвинул скамеечку и сел к огню.
«Сядь напротив меня, Коннор, и послушай, что я тебе скажу, а потом будь готов выложить без боязни, что ты об этом думаешь».
Он произнес это, не сводя глаз с огня и грея руки, и вид у него был усталый и измученный.
«А с чего мне бояться, мастер Доминик? – говорит дед. – Вы были мне добрым господином, а до вас батюшка ваш – да покоится он в мире, – и я душу готов прозакладывать за любого Сарзфилда из Дьюнорана, а за вас и подавно, это уж точно».
«Со мной все кончено», – говорит сэр Доминик.
«Господи, не попусти!» – воскликнул дед.
«Молись не молись, – говорит сэр Доминик, – но истрачено уже все до последней гинеи, теперь очередь за домом. Придется его продать, и я пришел сюда сам не знаю зачем, словно привидение, в последний раз взглянуть на старые места и снова удалиться во тьму».
Потом сэр Доминик велел Кону, если тот услышит о его смерти, отдать дубовую шкатулку, что хранится в чулане при спальне, его двоюродному брату, Пату Сарзфилду, живущему в Дублине, а кроме нее – шпагу и пистолеты, которые были с его дедом при Огриме, и еще пару-тройку безделиц вроде этого.
А дальше он и говорит:
«Сказывают, Кон, если взять деньги у дьявола, то наутро они оборачиваются камешками, щепками и ореховой скорлупой. Знать бы, что он не обманет, я готов был бы сегодня заключить с ним сделку».