Незнакомец не шелохнулся, лишь смотрел на старого сквайра со странной улыбкой на смуглом лице.
«Так что вам угодно? – нетерпеливо спросил мистер Эннисмор. – Ежели что из вашего имущества потонуло вместе с судном, ищите это у мыса, а не здесь… Или вас интересует, что сталось с той бочкой бренди?»
В общем, сквайр так и сяк пытался добиться у незнакомца ответа, обращался к нему по-английски и по-французски, а потом и вовсе заговорил с ним на языке, которого никто из местных не понимал; и вот тут незнакомец весь встрепенулся – не иначе, заслышал родную речь.
«Ах вот откуда ты родом! – воскликнул сквайр. – Отчего же было сразу не сказать мне? Бренди я тебе отдать не могу – бо́льшая его часть уже выпита; но пойдем со мной, и я угощу тебя самым лучшим и крепким пуншем, какой ты когда-либо пробовал».
И они не теряя времени удалились, беседуя, как закадычные друзья – на том самом непонятном чужеземном наречии, которое для добрых людей звучало как сущая тарабарщина.
То была первая ночь их бесед – первая, но не последняя. Должно быть, незнакомец оказался в высшей степени приятной компанией, потому что старый сквайр никак не мог наговориться с ним вдоволь. Каждый вечер незнакомец приходил в его дом, всегда в том же наряде, вежливо приподымая свою шляпу, с неизменной улыбкой на смуглом лице, а сквайр велел подавать бренди и кипяток, и они пили и играли в карты до самого утра, хохоча и болтая.
Так продолжалось неделю за неделей, и никто не знал, откуда этот человек являлся и куда исчезал по утрам; а старая домоправительница заметила только, что бочонок с бренди почти опустел и что сквайр тает день ото дня; и до того ей стало не по себе, что она отправилась за советом к священнику, но и ему было нечем ее утешить.
Наконец старуха настолько встревожилась, что решила, чего бы ей это ни стоило, подслушать у двери столовой, о чем сквайр беседует со своим ночным гостем. Но те неизменно разговаривали все на том же неведомом заморском наречии, и были то молитвы или богохульства, она понять не могла.
История эта подошла к развязке одной июльской ночью, накануне дня рождения сквайра. В бочке к тому времени не осталось уже ни капли бренди – муху утопить и то не удалось бы. Сквайр и его гость опустошили бочонок досуха, и старуха трепетала, ожидая, что хозяин вот-вот позвонит и потребует еще, а где взять еще, ежели все выпито?
И вдруг сквайр с незнакомцем выходят в холл. В окна светила полная луна, и было светло как днем.
«Нынче ночью я пойду к тебе в гости, – заявляет сквайр, – для разнообразия».
«Так-таки и пойдешь?» – спрашивает его незнакомец.
«Так-таки и пойду», – отвечает сквайр.
«Ты сам это решил, запомни».
«Да, я сам это решил, а теперь в путь».
И оба удалились, а домоправительница тотчас кинулась к окну, чтобы поглядеть, куда же они направятся. Племянница ее, состоявшая при сквайре горничной, тоже метнулась к окну, а затем подоспел и дворецкий. Вот в ту сторону глядели они из окна и видели, как их хозяин и незнакомец идут вот по этому самому песчаному берегу прямиком к воде, и вот оба входят в воду, и вот волны морские им уже по колено, и вот уже по пояс, затем по шею и наконец сомкнулись над их головами. Но еще прежде того дворецкий и обе женщины стремительно выбежали на берег, взывая о помощи.
– И что же было дальше? – спросил англичанин.
– Ни живым, ни мертвым сквайр Эннисмор назад так и не вернулся. Наутро, когда начался отлив, кто-то увидел на песке отчетливые следы копыт, тянувшиеся к самой кромке воды. Тут-то все поняли, куда ушел старый сквайр и с кем.
– Что же, его больше не искали?
– Да помилуйте, сэр, какой толк был искать?