– Не раньше семи, это в лучшем случае, – а сейчас еще нет четырех.
– Гм… Еще три часа, считай, три с половиной. Ну что ж, неплохо для первого дня пеших странствий – да и жара к тому же!
На этом наша беседа прервалась, и мы продолжали брести молча.
Тем временем солнце продолжало плавиться в небе, и его лучи, отражаясь от белой скалы и белой дороги, слепили глаза. Горячий воздух дрожал и мерцал, вокруг стояло полное безветрие и какая-то неживая тишина.
Вдруг – совершенно внезапно, точно он вышел из скалы, – я увидел на дороге человека. Он двигался к нам, энергично жестикулируя. Казалось, он призывает нас повернуть назад, но я был так поражен его загадочным появлением, что едва ли об этом задумался.
– Как странно! – Я остановился. – Откуда он взялся?
– Кто?
– Ну посмотри, вон тот юноша! Ты видел, откуда он вышел?
– Какой юноша, друг мой? Я никого не вижу, кроме нас.
Пока он растерянно осматривался, юноша, размахивая поднятой рукой, бежал нам навстречу.
– Боже мой! Эгертон, ты что, ослеп? – Я потерял терпение. – Вот же он, буквально перед нами – и четверти мили не будет – вовсю машет рукой! Может, нам лучше его подождать?
Мой друг вытащил из футляра подзорную трубу, тщательно ее настроил и принялся внимательно разглядывать дорогу. Заметив это, незнакомец остановился, но руку не опустил.
– Теперь-то ты видишь? – спросил я и не поверил своим ушам, услышав ответ.
– Честное слово, – искренне сказал Эгертон, – я вижу впереди только пустую дорогу и вход в тоннель. Сюда, Кауфман!
Кауфман, стоявший неподалеку, подошел к нам и коснулся края шапки.
– Взгляни на дорогу.
Проводник прикрыл ладонью глаза от слепящего света и посмотрел на дорогу.
– Что ты видишь?
– Вижу вход в галерею, mein Herr.
– И больше ничего?