Бизнесмен

Конвоир усмехнулся:

– Старая шутка. Выпендриваешься или на самом деле такой спокойный?

– Я не спокойный. Я злой. А насчет беспокойства… Чего мне беспокоиться? Это пусть у ваших болит голова, что посадили без доказательств.

– Про доказательства не надо, все говорят, что их нет или подбросили. А на прошлой неделе один такой же спокойный, как ты, весь вечер бодрился, а ночью в петлю полез.

– Я не полезу.

– Надеюсь.

За моей спиной громыхнула железная дверь. Я разулся и занял койку у левой стены.

* * *

Адвокат, как и обещал, пришел ко мне утром.

Мы разговаривали в специальной комнате для свиданий. Из мебели там были только стол и две скамейки, привинченные к полу, а дверь не имела внутренней ручки. На стенах, облицованных рыжей фанерой, просматривались блеклые надписи с указаниями имен, дат, статей и сроков.

– Дай ручку, – сказал я адвокату вместо приветствия и прибавил к чужим надписям свою: «Не дождетесь».

– Я вижу, Константин Андреич, вы не теряете бодрости духа.

– Не теряю, и не потеряю. Есть новости?

– Вашей жене сделали операцию. Ранение оказалось легче, чем ожидали. Операция прошла успешно, прогнозы самые благоприятные. Ваш друг, которому вы звонили вчера, с ней, наверное, как раз сейчас разговаривает.

– Понятно? С Артемом все нормально?

– Да. Ваша родственница смотрит за ним. На занятия он не пошел, но в такой ситуации, мне кажется, это оправданно.

– Хорошо. Что еще?

– Я думаю, санкции на ваш арест никто не даст. Но оказалось, что кроме следов обуви у следствия есть еще кое-что. Цыганков оставил письмо, которое нашли при обыске у него дома.

– Какое письмо?

– Нечто вроде духовного завещания. Само письмо я не читал, но мне пересказали его содержание. Цыганков описывает, как он пришел работать в милицию, как стремился быть честным и как государство его обмануло. Первый раз – когда отправило в Афганистан, и второй раз, когда началась перестройка. Падение уровня жизни, утрата нравственных ориентиров, власть криминала…

– Он чего, нажрался, что ли, когда это писал?