– Ты отчаливаешь?
– Да, Лев Валентинович, если можно.
– Можно. Только не опаздывай завтра. И будь все время на связи, если потребуешься – позвоню.
– Я могу вечером, после поезда…
– Будешь нужен – позвоню. А так не приезжай. Счастливо!
Они обменялись рукопожатием, и Глеб посмотрел на меня:
– До свидания, Константин Андреевич!
– Счастливо, – повторил я, хлопая его по ладони.
Мы с Цыганковым вылезли из машины и почему-то остались стоять, наблюдая, как Глеб пересаживается на водительское место и выезжает на улицу.
– Он сегодня жену с сыном отправляет на юг, – пояснил Цыганков. – Я его отпустил проводить. Ничего, Константин Андреич?
– Мне до балды. Может вообще на работе не появляться, только пусть дело делает.
– Он как раз делает. Только у него есть один недостаток. До сих пор переживает, что из ментовки уволился.
– Я слышал, это проходит.
– У кого как. Некоторые очень долго мучаются. Он ведь не по компромату ушел, сам, добровольно. Если бы там платили нормально – до сих пор бы играл против нас.
– Еще скажи, что ты не хочешь видеть его в роли противника!
Цыганков, мне кажется, был готов это сказать. Но промолчал. Только неопределенно дернул плечами.
А пожелания счастья, высказанные Глебу мной и Цыганковым, действия не возымели.
Когда он устраивался за рулем и протирал свои очки без оправы белым платочком, а потом осторожно вел «нексию» к выезду со двора, я видел его последний раз…
В смысле – видел живого.
Плаксин добрался в «Монголию» только в два часа дня. Супруга провела в консультации времени больше обычного, и он ждал ее, закипая от злости. Когда пришла, сорвался и наговорил много лишнего. Пришлось извиняться, везти в магазин…