Почти любовь

– Куда тебя? – спрашиваю я, вырулив наконец на дорогу.

– До первого попавшегося метро. Дальше сам доберусь, – внезапно помрачнев, отзывается Страйк. Похоже, до Кравцова только сейчас дошло, что в ближайшее время московское метро станет для него основным способом передвижения по городу. Если финансы позволяют, можно и на такси, но я не уверена, что помощник хирурга настолько хорошо зарабатывает, чтобы позволить себе личного водителя.

Мда, без папиной помощи Страйку придется учиться экономить и рассчитывать только на себя. Это, в принципе, не так уж и плохо. Повзрослеет парень, на ноги встанет, на мир другими глазами посмотрит.

– Адрес какой? – сжалившись, уточняю у Кравцова. – Говори быстрее, я в навигатор забью, пока стоим на светофоре. – он косится на меня с нескрываемым удивлением, но не спорит. Диктует.

– Спасибо, Олеся, – благодарит абсолютно искренне. Может же, когда захочет. Жаль только, что хочет он крайне редко.

Честно говоря, я и сама не ожидала от себя подобного аттракциона щедрости. Вся злость на Страйка испаряется, как по щелчку пальцев. Ситуация в семье Кравцовых и правда аховая. Врагу не пожелаешь. Мои родители друг с друга пушинки сдувают. За двадцать лет брака ни одной крупной ссоры. Я, по крайней мере, ни разу не слышала, чтобы они кричали друг на друга или спорили.

– Извини за малолетку, – еще больше реабилитируется в моих глазах Кравцов. – Я так на самом деле не думаю. Есть у тебя свои странности, но…

– Остановись, пока все не испортил, – советую я. Он послушно замолкает, уставившись в лобовое стекло. – Так и быть, прощаю. И ты ничего мне не должен.

Саша молча кивает, отрешенно наблюдая за дворниками, размазывающими по стеклу дождевые капли. Поглядываю в его сторону и думаю, что есть в нем потенциал роста и развития. Не совсем еще пропащий человек. Эх, не получится из меня роковой стервы, но как говорил Лев Николаевич: «Добро, которое ты делаешь от сердца, ты делаешь всегда себе». Так что Кравцов тут абсолютно ни при чем. Для себя любимой стараюсь. От всего сердца.

– Саш, если я могу еще чем-то помочь, ты не стесняйся, – меня похоже несет куда-то не туда. Пожалею наверняка, но и пусть. – У меня есть знакомые юристы. Если нужен хороший адвокат по бракоразводным делам…

– Не напрягайся, Веснушка. Я знал, что рано или поздно этот день настанет. Успел подготовиться, – низким хрипловатым голосом отзывается Кравцов. Я бросаю на него удивленный взгляд.

– То есть ты заранее нашел адвоката? – уточняю на случай, если неправильно его поняла.

– Да, еще и деньги на оплату услуг отложил, – он печально улыбается. – Что смотришь, Лесь? Я же не дурак. Видел, к чему все идет. Это мать всю жизнь, как в розовых очках.

– Она семью хотела сохранить, – мягко говорю я. – И любит твоего отца, иначе не стала бы терпеть подобное.

– Сохранять давно нечего, – глухо отзывается он, опуская взгляд на свои перебинтованные пальцы. – А любовь… Черт. Лесь, это же такой бред. Как можно любить того, кто тебя ни во что не ставит? Прощать, унижаться, терпеть других баб. Он своих шлюх даже домой к нам водил. Не при маме, конечно, но я видел, и она обо всем прекрасно знала.

– Мне очень жаль, Страйк, – я шумно вдыхаю, крепче сжимая руль. Молчу, потому что сказать больше нечего. Почему-то вспоминается Вик и наша «свободная» любовь. Любовь ли? Или нездоровая привычка? Три года назад я могла бы с уверенностью сказать, что была в него влюблена до одури, а сейчас? Сложный вопрос. Очень сложный. Своими глазами я не видела других девушек рядом с Виктором, но он не скрывал, что они есть. Сначала было больно, а потом… потом как-то притупилось. Вик считает, что границы и запреты убивают любовь, но так и не смог доходчиво и внятно объяснить, как ее укрепляет половая распущенность. Мужчины полигамны от природы? Это полная чушь. Я верю в настоящую преданную любовь, потому что выросла в семье, где верность и уважение ставились выше всего остального.

Погрузившись в свои мысли, я теряю чувство времени. Веду машину на автопилоте, следуя маршрутом, указанным в навигаторе. Кравцов ведет себя на удивление тихо – ни слова, ни звука, словно его и нет на соседнем сиденье. Добравшись до адреса назначения, я паркуюсь на свободном месте и, заглушив двигатель, поворачиваюсь к своему молчаливому пассажиру.

– Саш… – начинаю я и осекаюсь. Страйк крепко спит, откинувшись на спинку кресла. Не самая удобная поза, учитывая его рост и комплекцию. Переутомился бедолага. Даже будить жалко, а придётся. Часы на приборной панели показывают без десяти два. Черт, ума не приложу, как буду утром вставать. Планов до позднего вечера. Столько всего нужно сделать и желательно с ясной головой.

Протянув руку к спящему парню, собираюсь встряхнуть его за плечо, но вместо этого какого-то хрена поправляю торчащие пряди волос. Ему, кстати, не помешало бы подстричься. И побриться заодно…, хотя небольшая щетина ему идет. Он, вообще, внешне не тянет на свои двадцать семь, максимум двадцать с хвостиком. Или это я на него предвзято смотрю? Так, стоп, а зачем я на него смотрю? Нервно сглатываю, с ужасом уставившись на свои пальцы, скользящие по линии выступающих мужских скул. В горле резко становится сухо, легкие сжимаются от нехватки кислорода, сердце тревожно колотится о грудную клетку.

Нет. Нет. Нет. Даже не думай, Олеся. Не смей! Но я смею, трогаю его чувственные губы, упругие и теплые на ощупь. Вспоминаю, как они грубо и нагло целовали меня сегодня, и низ живота простреливает острым возбуждением, грудь наливается, затвердевшие соски упираются в кружево бюстгальтера, в трусиках снова становится предательски влажно. Окончательно поплыв, я опускаю взгляд на ширинку Кравцова и, закусив губу, сжимаю бедра, пытаясь унять пульсацию между ног. Не знаю, что этому засранцу снится, но стояк у него весьма внушительный.