– Была занята. Что у тебя с голосом?
– Дочь, кто такой Вадим Гусев?
Рина почувствовала, как в ушах зашумело, к лицу прилила горячая кровь. Она прокашлялась и ответила с трудом:
– Приятель. Мама, почему ты про него заговорила?
Вздох.
– Узнала, что его вызывали на допрос. Они думают, ты была в его машине, когда…
– Стоп!
Рина поежилась, не в силах справиться с безумно колотящимся сердцем и сбившимся дыханием. Она не могла, не хотела этого всего знать. Ей это не нужно. Почему сейчас? Все меняется, и именно в этот момент ее так бесцеремонно выдирают из царства неведения и тумана и швыряют лицом прямо в суровую действительность.
Она ударила себя кулаком в грудь, пытаясь унять сердцебиение, но бесполезно.
– Рина, ты не рассказывала ни о каком приятеле. Почему я об этом ничего не знаю?
Слова матери ранили все больнее, Рина не чувствовала в себе сил продолжать этот разговор.
– Хватит, мам, я не хочу этого слышать! Если хочешь что-то узнать, звони моему новому психологу, вы же уже познакомились, – слова ее сочились ядом, – не надо резать по живому.
В трубке послышался нервный смешок. Похоже, мать была в ярости.
– Может, ты забыла, в чем все дело? Теперь появляются какие-то приятели! У меня уже вся голова седая! Я устала, дочь, и ты не помогаешь все исправить!
Из глаз сами собой покатились крупные горячие слезы. Горло сдавил удушающий ком.
– Ты исправишь! Если сейчас отвалишь от меня! – прорычала Рина и бросила трубку.
И упала на кровать, дав волю болезненным рыданиям.
Она каталась по покрывалу, не в силах унять внутреннюю боль, все мышцы были натянуты как струны.
Мама хочет как лучше. Она всегда хочет как лучше.
Рыдания не давали сделать вдох, нос заложило.