Убийственная лыжня

22
18
20
22
24
26
28
30

— Я иду на поезд. У меня важная встреча. — И именно самая важная встреча, какой давно уже не было, подумал Еннервайн. Совершенно личная встреча. Переговоры, от которых он давно уклонялся. Разговор, на который наконец решился.

По сути, у всех полицейских следователей есть дефект, темное пятно, тень, шрам, о котором шепчутся тайком. Может только этим они и отличаются друг от друга. Перевелись комиссары без недостатков и грехов, а шрамы, изъяны, странности и ложные цвета, деформации и отсутствие масти очень разнообразны.

У некоторых комиссаров лишний вес, боязнь высоты или проблемы в отношениях. Следователи тоже страдают алкоголизмом, кривые на один глаз, имеют склонность к наркотикам, живут в незаконных браках, зависают, несмотря на героическую работу, в том же разряде заработной платы, или им уже далеко за пятьдесят. Одни страдают от того, что у них не тот пол, не тот партбилет или знак зодиака, другие не выносят вида крови, не любят позднеготические строения и острые ножи. Некоторые не могут бросить курить или им просто не везет с коллективом, с начальством или со своим темпераментом. Все время что-то находится. И у Еннервайна тоже. И это что-то называлось акинетопсия. И ему приходилось с этим бороться.

Он страдал от нарушения восприятия, это не привело к преждевременному выходу на пенсию с вечными прогулками вокруг альпийских озер только потому, что никто кроме него не знал об этом. Расстройство до сих пор проявлялось очень редко, и он полагал, что сможет справиться с этим один без посторонней помощи. У него было всего только пять таких приступов, но они становились сильнее и внушали страх. Только одно слово полицейскому врачу, и ему тут же пришлось бы распрощаться со своей службой, с горячо любимой профессией полицейского. Одна беседа с психиатром, и ему, возможно даже, пришлось бы опасаться, что его на продолжительное время вообще уберут из цивилизаторского общения. У него было исключительно редкое нарушение восприятия движения, при котором окружающий мир проявляется не в форме пленки, а в форме комикса. Во время приступа акинетопсии мир перескакивает от одной картинки к другой, и моментальный снимок надолго зависает, в то время как шумы вокруг беспрепятственно движутся дальше. Поэтому Еннервайн не ездил на машине, не совершал дальние поездки, он избегал намечавшиеся вылазки в горы — он упорно держался за свою полицейскую службу. Однажды во время одной операции акинетопсия даже спасла ему жизнь. И именно тот случай был использован в качестве самого большого предлога, чтобы не идти к врачу.

Но сейчас он наконец решился. Он боролся с собой и своими сомнениями в эти выходные, во время одиноких прогулок по долине реки Лойзах он кое-что наметил. Сейчас он хотел наконец встретиться с Марией, психологом полиции доктором Марией Шмальфус, членом его маленькой команды, к которой он проникся доверием. Он даже уже заготовил первые фразы, настоятельную просьбу о конфиденциальности, обсуждение случая в третьем лице. Он подходил к поезду, который отправлялся ровно в 10.04 в Мюнхен. Сейчас было 09.55.

Тони Харригль, который всеми корнями врос в город, еще раз возник перед ним:

— …член общества по сохранению национального костюма, заместитель машиниста противопожарного поезда добровольной пожарной дружины, второй председатель спортивного клуба «Риссерзее», член комитета за 2018-й…

— А семья у вас есть? — прервал его Еннервайн.

— Да, конечно, — сказал Харригль, — моя жена президент теннисного клуба, второй председатель клуба стрелков из лука, постоянная активистка инициативы «Да — олимпиаде в Альпах», член…

— Да, хорошо, избавьте меня от этого, — перебил его Еннервайн рассеянно. Так как фраза «клуб стрелков из лука» зацепилась в одном из десяти миллиардов синапсов, присущих мозгу следователя, и тихо продолжала там работать. — А теперь скажите мне, что вы хотите, господин Харригль, мне нужно, как я уже сказал, на поезд. А он отправляется через пять минут.

— Да, верно. Вы сейчас уедете и оставите здесь такой свинарник.

Еннервайну пришлось взять себя в руки, чтобы не начать кричать. Он сделал глубокий вдох, подумал о приятных вещах и сказал:

— Понятие свинарник с моей точки зрения не совсем отражает обстоятельства дела. Какой свинарник мы устроили, какого до нас здесь не было?

— Не слишком ли быстро вы закрыли дело? А что с Атасовым, с этим русским?

— А что с ним должно быть?

— У Сёренсена было как раз то стартовое место, которое обычно занимал Атасов. Вы это проверили?

— Да, мы это проверили, — сказал Еннервайн сдержанно.

— Проверить-то проверили, но как! У вас для этого вообще имелись средства? Я могу вам помочь. Могу задействовать мои связи с Министерством внутренних дел.

— Но я полагаю, не с баварским?

— Вы не в том положении, чтобы кичиться.