Мимикрия жизни

– Любовь… – вернулся к теме, которую я старательно обходила, Виталий, – в школе, в классе восьмом я влюбился в девочку. Первая любовь…

– Так поздно? – решила пошутить я, а Виталий только криво усмехнулся в мою сторону, демонстрируя уязвленность моей снисходительной и неудачной шуткой.

– У девочки отец был мотористом на каком-то судне, ходил за границу, по морям-океанам… Иногда мне кажется, что я в нее влюбился из-за ее отца, так интересна мне была его жизнь моряка… – продолжал Виталий начатую тему. – Однажды он ушел в плавание и не вернулся. Вот тогда она с меня и взяла слово, что я ни за что не выберу профессию, связанную с морем. Так до сих пор и держу слово…

– А что же девочка? – разжег Виталий мое любопытство.

– А девочка выросла и… благополучно вышла замуж за одного из моих дворовых друзей. За капитана дальнего плавания, – рассмеялся Виталий и добавил, – то ли шутка, то ли ирония судьбы…

– Ты жалеешь о данном слове? Или о девочке?

– Я не жалею ни о чем. Просто, воспоминания почему-то всегда принято освещать с грустью, вот я и разыграл перед тобой сцену… – в глазах Виталия насмешливо плутало его вечное лукавство.

– Ты, что все выдумал?! – возмутилась я. – Ужасно, ужасно, ужасно… – повторяла я, отстраняясь от него.

Виталий весело улыбался и пытался убедить меня, что весь его рассказ сущая правда, но я уже не верила его словам, к тому же меня мучил вопрос, от которого я не могла отделаться:

– Ладно, до біса[4] твою правду-кривду. Скажи, что твой шеф?

– Через месяц приступаю к выполнению новых служебных обязанностей, – лаконично, словно строчку из приказа процитировал Виталий и развеял мучившее меня любопытство. – А посему, это дело надо обмыть. Вставай, – он бодро поднялся со скамейки и потянул меня за рукав. Я, хоть и с неохотой (так хорошо отдыхалось моим гудящим ногам), но поднялась. Мы направились в сторону ресторанчика, в котором собирались пообедать.

– Виталий, я пить хочу… Давай по пути какой-нибудь воды купим, – меня давно мучила жажда и я решила возвестить о ней.

– В ресторане и напьешься, – осадил меня Виталий.

– Я не доживу до ресторана. Я сейчас здесь на мостовой свалюсь без чувств, – канючила я и вдруг узрела впереди, по ходу, здание забегаловки, распустившей свои щупальца по всему миру. – Зайдем в «Макдоналдс»… На пять минут… Только воды попить… – я ныла нудно и протяжно. Виталий сдался.

Войдя в помещение, я сразу кинулась к стойке заказов, а Виталия попросила занять свободный столик у окна. Он попытался, было, изменить рекогносцировку и распределить роли по-своему, но я так фыркнула ему в лицо, что он не решил ослушаться.

Когда я принесла себе минеральной воды, а Виталию чай и, сев за столик, с такой жадностью прильнула к заветной воде, вынув ненужную соломинку, что Виталий отвел взгляд от картины, которую он наблюдал в углу зала, и одновременно с раскаянием и состраданием во взгляде посмотрел на меня:

– Я уже себя преступником чувствую, что пытался подвергнуть тебя такой пытке.

Я сделала очередной жадный глоток и облегченно вздохнула:

– Какое счастье, что Господь, кроме амбиций и служебного рвения, наделил мужчин еще и добрым сердцем, благодаря которому проявляется ваша способность хоть изредка давать верную оценку своим поступкам, – я утолила жажду и могла позволить себе полусерьезно-полушутя философствовать по поводу мужской натуры.

Он же только наигранно процокал мне в ответ языком и опять перевел взгляд в угол зала. Что его так занимает? Я повернула голову вслед за его взором. За столиком, не обращая ни на кого внимания, сидела юная (очень юная!) парочка, причем она на коленях у него, несмотря на то, что стулья рядом были свободны. На столе «Кола». Они не разговаривали. Пили «Колу» и после каждого глотка целовались.