Слова. Том II. Духовное пробуждение

22
18
20
22
24
26
28
30

– О! Да разве только однажды или дважды? Это сейчас я размышляю о том, как помогал мне Бог, и сильно волнуюсь. А тогда я об этом не думал. Особенно о смерти – о ней я не думал совсем. Когда ты решился на смерть, тебе ничего не страшно. Решимость на смерть равна по своей силе тысяче телохранителей. Смерть – это безопасность. На войне эмблемой отряда священных добровольцев является череп. Это значит: они решились умереть. Тот, кто ради блага другого человека или ради общего блага забывает о самом себе, приемлет Божественную силу. И посмотрите, если человеком движет жертвенность, то Бог покрывает его. Помню, как однажды мы окопались за одним утёсом. Я вырыл небольшой окопчик и маленько укрылся в нём. Ползёт один: «Пусти и меня», ползёт другой: «И меня тоже». Я дал им залезть в окоп, потому что они просили меня об этом, а сам остался снаружи. Ночью, когда начался сильный артобстрел, один осколок чиркнул меня по голове. Каски на мне не было, один капюшон. «Ребята, – кричу, – в меня осколок попал!» Щупаю рукой голову – крови не чувствую, снова щупаю – ничегошеньки! Осколок чуть-чуть чиркнул по голове и только сбрил волосы от лба до темени: оставил на моей голове чистую полоску в шесть сантиметров шириной.

Вы не жили в трудные годы, в оккупацию, вы не видели войны, врагов, горя. Я желаю вам не видеть всего этого, но потому вы и не понимаете, что это такое. Однако наши годы похожи на бурлящий и свистящий котёл. Необходимы закалка, отвага и мужество. Если что-то случится, то смотрите, не окажитесь совершенно неподготовленными. Готовьтесь уже сейчас, чтобы вы смогли дать отпор трудностям. И Христос как сказал: бу́дите гото́ви[163], не так ли? Сегодня, живя в столь сложные годы, нам надо быть не просто готовыми, а трижды готовыми, чтобы не сказать больше! Может быть, нам придётся встретить не одну лишь внезапную смерть, но и другие опасности. Итак, прогоним прочь от себя стремление устроиться поудобнее! Пусть в нас работает любочестие и присутствует дух жертвенности.

Сейчас я вижу, как что-то готовится, вот-вот должно произойти и постоянно откладывается. Всё время маленькие отсрочки. Кто переносит эти сроки? Бог ли отодвигает их? А ну-ка ещё месяц, ну-ка ещё два!.. Так всё и идёт[164]. Но раз мы не знаем, что нас ждёт, то развивайте в себе, насколько можете, любовь. Это самое главное: чтобы была между вами не ложная, а истинная, братская любовь. Если есть добрая заинтересованность, боль, любовь, человек всегда действует правильно. Доброта, любовь – это сила. Храните, насколько можете, тайну и не пускайтесь в откровенности: ведь если тайну будут знать «только ты, да я, да он, да звонарь Симеон», то что из этого выйдет? Даже и по простой глупости вы можете сделать зло, а потом биться головой о стену. Посмотрели бы вы, как хранят тайну в армии! Если ты понимал, что можешь попасть в плен, то первым делом надо было уничтожить позывные: разрезать запись на кусочки и проглотить. Один раз, оказавшись в опасной ситуации, я так и сделал, потому что если бы позывные оказались в руках мятежников, то они узнали бы, что в таком-то месте находятся наши войска, что у них нет продовольствия и тому подобное. И тогда они послали бы радиограмму в наш центр, чтобы прилетела наша авиация и сбросила им продовольствие, а на наши головы – бомбы. Понятно? Зная позывные, они бы связались с центром от имени правительственной армии. Если ты был радистом и попадал в плен, то тебе, чтобы ты выдал позывные, клещами выдёргивали ногти. И ты предпочитал быть с выдранными ногтями, но не быть предателем. Одному радисту для того, чтобы он рассказал содержание радиограммы, жгли огнём подмышки, и он не признался, словно онемел. Он не поведал врагам тайны и поэтому стал исповедником. А женщины перевозили документы для армии в сёдлах мулов и были готовы на смерть.

Смерть на войне способна весьма умилостивить Бога, потому что человек, павший смертью храбрых, жертвует собой, чтобы защитить других. Те, кто от чистой любви жертвуют своей жизнью ради того, чтобы защитить сочеловека, своего ближнего, подражают Христу. Эти люди – величайшие герои, их боится, трепещет и самая смерть, потому что от любви они презирают смерть и таким образом приобретают бессмертие, находя под могильной плитой ключ от вечности и без труда входя в вечное блаженство.

Вся жизнь монаха является жертвой

Вся жизнь монаха естественным образом помогает ему иметь любовь, жертвенность. Он отправился в путь для того, чтобы умереть за Христа. Это значит, он вышел в путь ради жертвы. У монаха нет мирских обязанностей, поэтому ему необходимо развивать в себе дух жертвенности. Мирянин умирать за Христа не собирался, и потом у него есть обязанности мирские: он заботится о своей семье, о своих детях, поэтому спрос с него не такой строгий, у него есть оправдание. Например, на войне человек семейный стремится избежать опасности, чтобы его дети не остались на улице. О том, что если избежит опасности он, то могут убить кого-то другого, у которого тоже есть дети, этот человек не думает. Ну, это ещё куда ни шло: здесь, по крайней мере, присутствует забота о своей семье. «У меня, – скажет такой человек, – дети на улице останутся». Он может, совсем не веруя в иную жизнь, стремиться спасти жизнь эту.

– То есть, геронда, монах должен постоянно жертвовать собой?

– Ведь мы уже сказали, что вся жизнь монаха есть жертва. А в противном случае, зачем мы становимся монахами? Если монах в этом отношении хромает, он не монах. О какой духовной борьбе можно потом говорить? Если отсутствует жертва, то места для духовной борьбы нет. А если нет жертвы, то, сколько бы ни старался монах жить духовно, всё будет без толку. На Святой Горе говорят, что такая духовная жизнь под стать чучелам огородным: монах, ведущий такую духовную жизнь, не то что бесов изгнать не может, ему ворон гонять – и то достижение. Когда человек горячо берётся за подвиг, предстоящий ему в этой жизни, то божественное пламя в нём тоже горит. Если этого божественного пламени нет, то он ни на что не годен. Это пламя даёт ему радость, даёт ему отвагу, даёт ему любочестие. Это то, о чём сказал Господь: Огня́ приидо́х воврещи́…[165] Когда есть этот божественный огнь, то и псалмопение, и молитва монаха, будь она за себя или за других, имеет результат. Особенно женское сердце, когда очистится, обладает большой силой и в молитве весьма преуспевает, становится «радаром». А тот, у кого нет любочестия, жертвы, будет иметь или мирскую радость, или мирское расстройство; радования же духовного такой человек ощутить не может.

Потому я и говорю вам: возделывайте жертвенность, братскую любовь. Пусть каждая из вас достигнет состояния духовного, чтобы, оказавшись в трудной ситуации, она смогла выбраться из неё сама. Не находясь в духовном состоянии, человек трусит, потому что любит самого себя. Он может и отречься от Христа, может предать Его. Вы должны решиться на смерть. Тут вон люди мирские, которые даже в рай не верят, жертвуют собой. А мы верим в то, что ничто не проходит даром, что в нашей жертве есть смысл. Мирские люди, находясь в полном неведении, будут жертвовать собой, подвергать свою жизнь опасности ради того, чтобы защитить другого, а монахи не будут приносить себя в жертву? Мы отправляемся в путь для того, чтобы умереть ради Христовой любви. Обязанностей мирских мы не имеем, и если у нас нет ещё и жертвенности, то что мы вообще тогда делаем? Да над нами и муравьи станут смеяться! Видела, как муравьи высмеивают людей? Лентяев высмеивают!

– Геронда, а возможно ли такое: у меня есть готовность помочь другим, но побуждающие к этому мотивы не чисты?

– Это всегда видно. Когда побудительные мотивы не чисты, дух не находит покоя, понимает это и старается очистить их. На меня произвела сильное впечатление душа одной женщины, приходившей на днях. Узнав, что кто-то болен и страдает, она не может уснуть: мучается и плачет. А сама живёт в миру. Она поделилась с кем-то тем, что с ней происходит, и в ответ получила: «Может быть, это вражье искушение». Да разве может такое происходить от искушения? Диавол может обмануть человека лишь в том случае, если он делает такие вещи напоказ, и тогда переживания будут ложными.

Убирайте из ваших действий своё «я». Человек, выходя из своего «я», выходит из земли, движется в иной атмосфере. Пока человек остаётся в самом себе, он не может стать человеком небесным. Духовной жизни без жертвы быть не может. Помните хоть немножко о том, что существует смерть. И раз нам всё равно умирать, не будем слишком себя беречь. Не так, чтобы не беречься во вред здоровью, но и не так, чтобы преклонять колени перед покоем. Я не призываю бросаться в опасные приключения, но надо же, брат ты мой, иметь и маленечко героизма! С какой отвагой встречали герои смерть во время войны! Один монах, воевавший вместе с Кондилисом[166] (Кондилис был патриот, герой), рассказывал мне, когда во время малоазиатской войны греки высаживали морской десант возле Константинополя, Кондилис находился на корабле и, лишь увидев Константинополь издали, стал вести себя как сумасшедший. «А ну, ребята, – кричал он, – умирать так умирать! Что сегодня, что завтра! Умирать – так молодцами! Эй, ребята! Умрём героями за Родину!» Он даже не мог дотерпеть, пока корабль пристанет к суше. От напряжения, от сильного желания он не заметил, что корабль ещё не дошёл до берега, – прыгнул и упал в море. Так в нём всё горело! Плавать он не умел: другие побежали, вытащили его из воды.

– Геронда, Вы сказали, что нужно постараться освободить от своего «я» каждое наше действие. Как это сделать?

– Вам всё готовое подавай. Что значит убирать своё «я»? Когда я убираю своё «я»? Как нам изгнать своё «я» из нашей любви? Как нам очистить нашу любовь? Насколько я не беру себя в расчёт, настолько я изгоняю своё «я». И, отсекая нашу волю, нашу слабость, наш покой, мы тоже удаляем своё «я». Благодаря послушанию и молчанию из нашей самости исчезает многое. Когда наша любовь бескорыстна, мы тоже изгоняем своё «я», но в нашей любви должна быть также и жертва. Вам понятно это? Например, какая-то монахиня хочет сходить к матушке-игуменье и видит, что другая сестра тоже хочет к ней зайти. Если первая сразу же уступит сестре свою очередь, даже зная, что особых проблем у сестры нет, то у неё есть послушание, жертвенность и тому подобное. И когда она от всего сердца уступит своё место другой и с матушкой не поговорит, то с ней будет говорить Сам Христос. Однако она должна осознать, что это необходимо, должна сделать это потому, что так подсказало ей сердце, а не просто потому, что «так говорят святые отцы». Так она приемлет двойную благодать Божию. И в этом случае одна сестра получает духовную помощь по-человечески, другая же получает помощь образом Божественным, непосредственно от Христа.

Понаблюдайте и за теми мирскими людьми, которые проявляют такую жертвенность, какой нет даже у монахов. Я замечаю, что в миру, несмотря на то что люди могут не веровать, иметь слабости и страсти, они – Бог так устраивает – имеют мягкое сердце. Они видят нуждающегося и, пусть он даже им не знаком, оказывают ему помощь. Многие люди, не верующие даже в то, что есть рай, увидев какую-то опасность, бегут предупредить зло, спешат погибнуть сами, чтобы другие остались в живых, торопятся раздать другим своё имущество. Много лет назад на одном заводе рабочего зацепило и стало затягивать в станок. Несмотря на то что вокруг было множество мужчин, спасать его бросилась женщина. Мужчины, «отважные» такие, стояли, глядели. А она вытащила его из станка, но саму её зацепило за платье, закрутило в станок, и она погибла. Мученица! Это великое дело!

О себе такие люди не думают: они выбрасывают из себя своё «я». И, когда они выбрасывают его вон, в них бросается Христос.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. О том, что отвага рождается от доверия Богу

В отваге нет варварства

Подвиги совершают не те, кто ростом велик, а те, в ком есть отвага, широкое сердце и решимость пожертвовать собой. И на войне те, в ком есть отвага, имеют и доброту и не убивают других, потому что в отваге нет варварства. Такие люди стреляют не во врага, а вокруг него и вынуждают его сдаться. Добрый предпочитает быть убитым, нежели убивать. Человек, настроенный таким образом, приемлет Божественные силы. Люди же злые трусливы и малодушны, свой страх они прикрывают наглостью, боятся и самих себя, и других и потому от страха стреляют без остановки. Когда я проходил военную службу во время гражданской войны, мы как-то раз зашли в одну деревню. «Здесь никого из бандитов нет, – сказали нам местные жители, – все ушли. Осталась только одна сумасшедшая». Один из наших издали увидел эту женщину и из ручного пулемёта выпустил по ней две очереди. «Что я вам сделала?» – вскрикнула несчастная и упала на землю.

– Он от страха это сделал?