После первой же поездки из Ставки в Царское Село в конце сентября Государь вернулся в Могилев с Наследником. Наследника сопровождали его воспитатели: тайный советник П. В. Петров, француз Жильяр, англичанин мистер Гиббс и дядька матрос Деревенько. Первые три были и учителями Наследника. Алексей Николаевич с этого времени стал членом нашей штабной семьи.
Встречаясь с ним во дворце каждый день два раза, наблюдая его отношения к людям, его игры и детские шалости, я часто в то время задавал себе вопрос: какой-то выйдет из него монарх? После того, как жизнь его трагически пресеклась, когда еще не успел определиться в нем человек, вопрос, возникавший тогда у меня, является насколько трудным, настолько же и неразрешимым, по крайней мере, гадательным. Последующие воспитание, образование, события и случаи, встречи и сообщества, все это и многое другое — одно в большей, другое в меньшей степени, — должны были повлиять на образование его духовного склада, умозрения и сделать из него такого, а не иного человека. Предугадать, как бы все это было, никто не в силах. А поэтому и все предположения, какой бы из него вышел монарх, не могут претендовать даже на относительную основательность. Но прошлое царственного мальчика, закончившееся страшной трагедией всей семьи, интересно само по себе, в каждом своем штрихе, в каждой мелочи, независимо от каких-либо гаданий насчет бывшего возможным его будущего.
В Ставке Наследник поместился во дворце с отцом. Спальня у них была общая — небольшая комната, совершенно простая, без всяких признаков царской обстановки. Занимался же Алексей Николаевич в маленькой комнате-фонаре, во втором этаже, против парадной лестницы, рядом с залом.
Завтракал всегда за общим столом, сидя по левую руку Государя. По левую руку Наследника по большей части сажали меня. Обедал же он всегда со своими воспитателями.
При хорошей погоде он участвовал в прогулке и обязательно сопровождал Государя в церковь на богослужения.
Как вероятно всем известно, Наследник страдал гемофилией, часто обострявшейся и всегда грозившей ему роковой развязкой. От одного из приступов этой болезни остался след: мальчик прихрамывал на одну ногу. Болезнь сильно влияла и на воспитание и на образование Алексея Николаевича. Как болезненному, ему разрешалось и прощалось многое, что не сошло бы здоровому. Во избежание переутомления мальчика учение вели очень осторожно, с очевидным ущербом для учебной цели. Следствием первого была часто переходившая границы дозволенного шаловливость, следствием второго отсталость в науках. Последняя особенно была заметна. Осенью 1916 года Алексею Николаевичу шел 13-й год — возраст гимназиста, кадета 3 класса — а он, например, еще не знал простых дробей. Отсталость в учении, впрочем, могла зависеть и от подбора учителей. Старик Петров и два иностранца преподавали ему все науки, кроме арифметики, которой учил его генерал Воейков. […] В воспитательном отношении главную роль, кажется, играл дядька — матрос Деревенько, может быть очень хороший солдат, но для Наследника, конечно, слишком слабый воспитатель. Отсутствие сильного, опытного, соответствующего задаче воспитателя заметно сказывалось. Сидя за столом, мальчик часто бросал в генералов комками хлеба; взяв с блюда на палец сливочного масла, мазал им шею соседа. Так было с Великим Князем Георгием Михайловичем. Однажды за завтраком Наследник три раза мазал ему шею маслом. Тот сначала отшучивался, грозя поставить гувернера в угол, когда же это не помогло, пригрозил пожаловаться Государю. Мальчик угомонился, когда Государь посмотрел на него строго. А однажды выкинул совсем из ряда вон выходящий номер. Шел обед с большим числом приглашенных, — был какой-то праздник. Я сидел рядом с Великим Князем Сергеем Михайловичем. Наследник несколько раз вбегал в столовую и выбегал из нее. Но вот он еще раз вбежал, держа позади руки и стал за стулом Сергея Михайловича. Последний продолжал есть, не подозревая о грозящей ему опасности. Вдруг Наследник поднял руки, в которых оказалась половина арбуза без мякоти и этот сосуд быстро нахлобучил на голову Великого Князя. По лицу последнего потекла оставшаяся в арбузе жидкость, а стенки его так плотно пристали к голове, что Великий Князь с трудом освободился от непрошеной шапки. Как ни крепились присутствующие, многие не удержались от смеха. Государь еле сдерживался. Проказник же быстро исчез из столовой.
Однажды я после высочайшего обеда зашел на несколько минут к генералу Воейкову, чтобы переговорить с ним по какому-то делу. Мы вели тихую беседу. Вдруг быстро открывается дверь, показывается фигура Наследника с поднятой рукой, и в нас летит столовый нож.
— Алексей Николаевич! — крикнул генерал Воейков. Наследник скрылся, но минуты через две повторилась история. Только на этот раз полетела в нас столовая вилка.
Почти каждый раз под конец завтрака Наследник начинал игру в разбойники. Для этой игры у него всегда в боковом кармане имелись красные и белые спички, которые он теперь тщательно раскладывал на столе. Красные означали разбойников, белые — мирных граждан. Первые нападали на последних, последние отбивались. Для изображения таких действий Наследник все время производил перегруппировки, объясняя вслух значение их. Адмирал Нилов всегда возмущался этой однообразной и бессодержательной игрой и открыто высказывал свое недовольство всем вообще воспитанием Наследника без серьезного воспитателя.
Когда Государь после стола обходил гостей, Наследник в это время возился обыкновенно с бельгийским генералом Риккелем, часто обращаясь с ним совсем бесцеремонно. Толкал его коленом в живот, плечом в бок и т. п. Иногда залезал под рояль и оттуда хватал генерала Риккеля за ногу. Другим любимцем Наследника был японский военный атташе-полковник. В летнее время, после завтрака в саду, устраивавшегося обыкновенно в палатке, Наследник любил шалить у фонтана, направляя ладонью струю на кого-либо из присутствующих, а иногда и на самого Государя.
Шавельский о. Георгий. Воспоминания последнего протопресвитера Русской Армии и Флота. Т. 1. Нью-Йорк, 1954. С. 359–363.
В Четверг после завтрака Алексей Николаевич присутствовал с Его Величеством на очень интересных опытах, которые проводились инженером с воспламеняющимися жидкостями. По возвращении Он громко читал по-русски. В 9 вечера Он уехал с Его Величеством на вокзал. На следующее утро Он проснулся в 11 часов, проспав таким образом 13 часов! Это пошло Ему на пользу. Весь день 6-го прошел в поезде. Он работал 2 часа: арифметика, русский и французский. Он рано лег спать и проснулся бодрый. Сегодня утром после молебна в соборе Алексей Николаевич сопровождал Его Величество в порт. Мы посетили турецкий крейсер («Гамидиш») и один из многих транспортных кораблей, которые были приготовлены для войск.
Письмо П. Жильяра Императрице Александре Феодоровне. // ГАРФ. Ф. 640. Оп. 1. Ед. хр. 144. Перевод с французского.
В субботу утром Алексей Николаевич встал рано. Он пил чай вместе со всеми, потом делал упражнения и задачу по арифметике. В Одессу мы приехали вовремя, в прекрасный осенний день, холодный, но солнечный. Алексей Николаевич отправился с Его Величеством в собор, где был молебен. На улицах толпу с трудом сдерживали солдаты, энтузиазм был огромный. Из Церкви автомобили отправились прямо по дороге в военный порт, где стояло несколько военных кораблей и несколько транспортных судов (русских, английских, французских и итальянских). Алексей Николаевич вместе с Его Величеством посетил старый турецкий крейсер «Гамидиш», корабль-госпиталь, транспортное судно и учебный корабль для детей, который крайне заинтересовал Алексея Николаевича. Завтракали в поезде, Алексей Николаевич ел отдельно, чтобы сберечь свои силы. В 2 часа с половиной Он снова уехал с Его Величеством, который собирался проводить смотр дивизий в окрестностях города. Его Величество проезжал перед строем на лошади, Алексей Николаевич следовал за Ним на автомобиле вместе с графом Фредериксом. Затем было дефилирование: головной полк был сформирован выездом гвардии к большой радости Алексея Николаевича, узнававшего офицеров и солдат. Затем шли 3 линейных полка, тяжелая артиллерия и казаки. Вся церемония длилась около 2 часов. Вернувшись в поезд, Алексей Николаевич читал громко по-русски. Спать Он лег рано, в восхищении от проведенного дня.
Письмо П. Жильяра Императрице Александре Феодоровне. // ГАРФ. Ф. 640. Оп. 1. Ед. хр. 144. Перевод с французского.
Дорогой мой Душка. Поздравляю тебя с полковым праздником твоих Московцев — я очень трогательную телеграмму получила от Гальфтера.[…] Я думаю, страшно интересно все, что вы видите, и сколько войск — у тебя будет массу нам рассказать потом. Так жалко, что нельзя быть всем везде вместе — ужас как хочу войска видеть, сильно их люблю. Завтра вы толстого Веселкина увидите. Мои письма, я чувствую, очень скучные, бедный Алексей. Как здоровье графа? […] Кланяюсь Жилику. Спи хорошо, мой Ангел. Благословляю Тебя † — Господь с Тобой. Крепко Тебя целую, Самая собственная Твоя Мама †. Очень без вас скучаю. Каждый вечер молюсь у тебя наверху и целую твои Образа и нежно тебя вспоминаю.
Письмо Государыни Императрицы Александры Феодоровны Цесаревичу. // ГАРФ. Ф. 682. Оп. 1. Ед. хр. 53.
ebooksa