– Йога как таковая не является спортом. Обычно я тренируюсь на силовых тренажерах и минут сорок пять бегаю на беговой дорожке для тренировки сердца.
– Хорошо. Возможно, в зале есть место для всего, и каждый займется тем, чем захочет. – С этими словами я открыла дверь ванной комнаты, готовая идти с ним.
– Ты собираешься в этом идти в спортзал?
Я опустила взгляд. Мой живот был открыт, но в этом не было ничего странного или провокационного.
– А что не так?
– Ничего. Пожалуй, сегодня я тоже займусь йогой.
Чэнс выключил телевизор и, взяв меня за руку, направился к двери.
В спортивном зале мы пришли к компромиссу. Сначала Чэнс занялся йогой под моим руководством, а потом мы около получаса вместе бегали на беговых дорожках. После этого мы оба сильно проголодались. Прошлым вечером мы обсуждали, следует ли остаться еще на одну ночь. Я приберегла эту тему до завтрака.
– Ты не шутил, когда сказал вчера, что не против задержаться здесь еще на одну ночь?
– Я бы остался здесь навсегда, если бы это было возможно.
Его мимолетные намеки дарили мне надежду, хотя ранее он словно вывел на моем лбу слова: «этого никогда не будет».
– В таком случае сегодня мой день. Вчера ты выбирал, что нам делать. Теперь моя очередь.
Чэнс прищурился и слишком долго не отводил взгляд, так что мое сердце чуть не выпрыгнуло из груди.
– Согласен.
– Прекрасно, – улыбнулась я. – Я хочу с утра навестить Эсмеральду-Снежинку. Ему, наверное, страшно в приюте.
– Мы платим за это пафосное место для избалованных животных восемьдесят долларов в день, чтобы за беднягой хорошо присматривали. Нашему Барбекю обеспечено трехразовое питание, и он спит при кондиционированном воздухе, вместо того, чтобы шляться по улице с риском попасть под мчащиеся на высокой скорости «БМВ». А ты беспокоишься, не падал ли он в обморок от испуга сегодня утром.
– Сегодня я распоряжаюсь. Разве я жаловалась, когда вчера ты рулил всем, что мы делали?
– В моем распоряжении был только вечер. Почему это ты хочешь распоряжаться и днем, и вечером?
– Потому что.
Чэнс усмехнулся.